Он опять замолчал, и Левин снова ждал, не прерывая паузу.
— Не знаю, удастся ли твоя авантюра или провалится. Скорее всего удастся — но лишь благодаря тебе самому. Ты владеешь искусством заставлять публику принять то, что ты ей даешь. У тебя талант к успеху. Ты окружил Груина загадкой — как я полагаю, это часть твоей кампании в прессе?
Он пронзил Себастьяна взглядом.
— Я не стану вмешиваться в эту кампанию, но скажи мне одно: Груин — англичанин?
— Да. Как вы узнали, Боуэрман?
— В музыке национальность угадывается безошибочно. Да, это русская революционная школа, но… но как я сказал, национальность определяется безошибочно. И до него были пионеры — люди, которые пытались сделать то, что совершил он. У нас есть английская школа музыки:[6]Хольст, Воан-Уильямс, Арнольд Бакс. По всему миру музыканты ринулись к новому идеалу — ищут Абсолют в Музыке. Этот человек — прямой наследник того паренька, которого убили на войне, — как его звали? Дейр, Вернон Дейр. Многообещающий был мальчик. — Он вздохнул. — Интересно, Левин, скольких мы потеряли в этой войне?[7]
— Трудно сказать, сэр.
— Не смею подумать. Да, не смею подумать. — Он поднялся. — Я тебя задерживаю. Понимаю, у тебя куча дел. — Слабая улыбка осветила его лицо. — «Гигант»! Полагаю, вы с Груиным сыграли небольшую шутку. Все приняли как должное, что Гигант — это Молох[8] Индустрии. Они не видят, что настоящий Гигант — та крошечная фигурка, Человек. Личность. Человек, который преодолел каменный век и железный. После того как рухнет и умрет цивилизация, он проложит путь сквозь еще одну эру, Ледяную[9], и поднимется к новой цивилизации, какая нам и не снилась.
Он широко улыбнулся.
— Чем старше я становлюсь, тем больше убеждаюсь, что нет на свете ничего более смешного, более жалкого, более абсурдного и притом совершенно изумительного, чем Человек.
И уже в дверях, держась за ручку, добавил:
— Удивляет одно — что приводит к появлению существ вроде этого Гиганта? Что его порождает? Наследственность формирует его… окружение его отшлифовывает и доводит до завершения… секс его пробуждает… Но есть кое-что поважнее. Это то, что его питает.
Фу-у, фу-у, фу-у!
Человечьим духом пахнет.
Я ему кости истолку,
На завтрак хлеба испеку
[10].
Гигант жесток, Левин! Монстр, поедающий плоть и кровь. Ничего не знаю о Груине, но, ручаюсь, он кормит своего Гиганта собственной кровью и плотью, а может, еще и чужой… Их кости перемалываются на хлеб Гиганту…
Я старик, Левин. У меня свои причуды. Сегодня мы видели конец, а я хочу знать начало.
