Вернон в углу играл в одну из своих воображаемых игр. Они с Пуделем и Белкой устроили пикник: ели омаров и шоколадные эклеры.
Тетя Нина не заметила его; она села на табурет и стала наигрывать.
Захваченный обаянием музыки, Вернон подползал все ближе и ближе. Нина наконец увидела, что он смотрит на нее во все глаза, и лицо его залито слезами, а тело сотрясается от рыданий. Она остановилась.
— Что случилось, Вернон?
— Терпеть не могу, — всхлипнул Вернон. — Ненавижу. Ненавижу. Мне больно вот тут. — Он сдавил руками живот.
В это время в комнату вошла Майра. Она засмеялась.
— Представляешь, какая нелепость? Этот ребенок просто ненавидит музыку. Такой чудак.
— Почему же он не уходит, если ненавидит? — спросила Нина.
— Я не могу, — рыдал Вернон.
— До чего смешно! — сказала Майра.
— Я думаю, скорее, это интересно.
— Почти все дети любят бренчать на пианино. Я как-то попыталась показать Вернону некоторые штучки, но он совсем не заинтересовался.
Нина продолжала задумчиво смотреть на маленького племянника.
— Мне просто не верится, что мой ребенок может быть немузыкальным, — обиженно говорила Майра. — Я в восемь лет уже играла трудные пьесы.
— О, — неопределенно протянула Нина. — Музыкальность проявляется по-разному.
Майра подумала, что эта глупость вполне в духе Дейров. Либо человек музыкальный, и тогда он играет пьесы, либо нет. Вернон, определенно, нет.
3
Заболела Нянина мама. Беспримерная катастрофа обрушилась на детскую. Няня с красным и зловещим лицом укладывала вещи, ей помогала Сьюзен-Изабел. Вернон — растроганный, полный сочувствия, а еще больше интереса, стоял рядом и расспрашивал:
— Няня, у тебя мама очень старая? Ей сто лет?
— Конечно нет, мастер Вернон. Скажете тоже, сто лет!
— Как ты думаешь, она умрет? — продолжал Вернон, стараясь выказать доброту и понимание.
У кухарки мать заболела и умерла. Няня не ответила на вопрос. Вместо этого сердито сказала:
— Сьюзен, достань из нижнего ящика пакеты для обуви. На этот раз поосторожнее, детка.
— Няня, а твоя мама…
— Мастер Вернон, у меня нет времени на разговоры.
Вернон сел в углу обтянутой ситцем оттоманки и погрузился в размышления. Няня сказала, что ее маме не сто лет. Но все равно она должна быть очень старой. Он и Няню всегда считал ужасно старой. Голова кружилась от мысли, что кто-то может быть еще старше и мудрее. От этого Няня почему-то уменьшалась до размеров простого человеческого существа. Она больше не была фигурой, следующей по рангу за самим Господом Богом.
