— Позвольте мне назвать себя, — сказала дама. — Я миссис Кардью Тренч. (Подразумевалось: из достопочтенного[73] семейства Кардью Тренчей.) А вы, если не ошибаюсь, приехали с миссис — как бишь ее? Гамильтон Клиппс?
— Да, — ответила Виктория.
— Она мне сказала, что вы — племянница епископа Ллангоуского.
Тут Виктория мобилизовала все свои таланты.
— В самом деле? — переспросила она чуть-чуть, в самую меру, иронично.
— Она, должно быть, что-то перепутала?
Виктория снисходительно улыбнулась:
— Американцам бывает трудно разобраться в наших именах. Действительно, звучит немного похоже. Мой дядя, — объяснила Виктория, импровизируя на ходу, — епископ в Лангоа.
— Лангоа?
— Да. Это в Тихоокеанском архипелаге. Колониальный епископ, само собой.
— Ах, колониальный, — сказала миссис Кардью Тренч, беря по меньшей мере тремя полутонами ниже. Как и следовало ожидать, о колониальных епископах она слышала впервые в жизни. — Тогда понятно. Этим все объясняется.
И объясняется очень даже удачно, поздравила себя Виктория, ведь она ляпнула просто наобум.
— А вы что здесь делаете? — спросила миссис Кардью Тренч с той светской любезностью, которая часто маскирует обыкновенное природное любопытство.
Сказать: «Ищу молодого человека, с которым один раз поговорила на скамейке в лондонском сквере», — было бы едва ли уместно. Поэтому, вспомнив заметку из газеты и сведения, которые она сообщила о себе миссис Клиппс, Виктория ответила:
— Я еду к своему дяде профессору Понсфуту Джонсу.
— О, так вот вы кто! — Миссис Кардью Тренч была явно счастлива, что теперь с Викторией все ясно. — Обаятельный человек, правда немного рассеянный, но чего вы хотите от ученого. Слышала в прошлом году в Лондоне его лекцию — он прекрасно говорит, — но не поняла, конечно, ни единого слова. Да, он проезжал через Багдад, недели две, я думаю, прошло с тех пор. Кажется, он упоминал каких-то девушек, которые должны попозже приехать к нему на раскопки.
Отвоевав утраченные было позиции, Виктория поспешила ввернуть вопрос:
— А вы не знаете, доктор Ратбоун уже здесь?
— Только на днях прилетел, — ответила ей миссис Кардью Тренч. — По-моему, его пригласили на будущий четверг прочитать лекцию в институте. Что-то такое о «Мировых связях и всемирном братстве», если не ошибаюсь. Вздор все это, по моему убеждению. Чем больше стараются людей объединить, тем они становятся подозрительнее. Всякая эта поэзия, музыка, переводы Шекспира и Вордсворта[74] на арабский, китайский и хинди. «И желтый первоцвет на берегу ручья…»
