— Рубины? Какие рубины? — внезапно рявкнул ван Олдин.
Мейсон повернулась к нему.
— Я думала, это вы ей подарили, сэр, недавно.
— Боже мой! — воскликнул ван Олдин. — Неужели она взяла рубины с собой? Я же велел ей оставить их в банке.
Мейсон осторожно кашлянула, как и следовало горничной из хорошего дома, что было в этот момент особенно уместно. Яснее всяких слов, Мейсон дала понять, что ее хозяйка была из тех, кто всегда поступал по-своему.
— Рут, должно быть, сошла с ума, — пробормотал ван Олдин. — Что лишило ее рассудка?
Мосье Карреж, в свою очередь, осторожно кашлянул, кашлянул многозначительно. Ван Олдин впился в него глазами.
— Минуточку, — сказал мосье Карреж и снова обратился к Мейсон: — Я полагаю, это все. Будьте любезны, мадемуазель, пройти в соседнюю комнату, вам прочитают все вопросы и ваши на них ответы, и вы поставите свою подпись.
Мейсон вышла в сопровождении клерка, и ван Олдин тут же обратился к следователю:
— Ну?
Мосье Карреж выдвинул ящик своего стола, достал письмо и протянул его ван Олдину.
— Вот что мы обнаружили в сумочке леди.
«Chere amie[68] (так начиналось письмо), я повинуюсь тебе; я буду благоразумен, осторожен — хоть это более всего ненавистно влюбленному. Париж, возможно, слишком многолюден, но Иль д'Ор[69] удален от мира, и ты можешь быть уверена, что ничего не просочится. Это так похоже на тебя, с твоей поразительной заботливостью. Я тронут тем, какой интерес ты проявляешь к моим изысканиям о знаменитых драгоценностях: я счастлив, что у меня будет возможность подержать в руках столь ценную реликвию, в моей книге есть специальная глава об „Огненном сердце“. Моя драгоценная, неужели я скоро увижу тебя после стольких печальных лет разлуки и одиночества!
Твой навсегда, Арман».
Ван Олдин читал письмо в молчании. Собеседники, наблюдавшие за ним, видели, как налились вены у него на лбу, как его крупные руки бессознательно сжимались. Он вернул письмо без единого слова. Мосье Карреж с необыкновенным вниманием разглядывал свой письменный стол, глаза мосье Ко замерли на потолке, мосье Эркюль Пуаро снимал невидимую пушинку с рукава своего пальто.
Профессиональный долг заставил мосье Каррежа прервать затянувшуюся паузу.
— Быть может, мосье, — пробормотал он, — вы осведомлены относительно того… Э… кем это письмо было написано?
— Да, я знаю, — мрачно сказал ван Олдин.
— Кем же? — робко поинтересовался следователь.
— Этот мерзавец называет себя графом де ла Рош.
