— Да-да. Только одну минутку.
Пуаро как раз переворачивал пледы и теперь поднес один к окну и внимательно его рассматривал.
— Что там такое? — спросил мосье Ко коротко.
— Четыре каштановых волоса, — ответил Пуаро и наклонился к мертвой. — Да, они с головы мадам.
— Ну и что? Вы полагаете, это важно?
Пуаро положил плед на сиденье.
— Что важно, а что нет, пока никто сказать не может, поэтому нельзя пренебречь ни одним даже самым мельчайшим фактом.
Все возвратились в первое купе, и через минуту появился проводник.
— Вас зовут Пьер Мишель? — начал комиссар.
— Да, мосье комиссар.
— Я попросил бы вас повторить этому господину, — он указал на Пуаро, — то, что вы рассказывали мне, — историю о том, что произошло в Париже.
— Слушаюсь, мосье комиссар. Это было после того, как мы отъехали от Лионского вокзала. Я пришел стелить постели, думая, что мадам пошла в ресторан, но ей принесли обед в купе. Мадам сказала мне, что ей пришлось оставить горничную в Париже и поэтому стелить нужно только одну постель. Она взяла корзину с обедом и ушла в смежное купе и сидела там, пока я стелил постель; потом она велела мне не будить ее рано утром, потому что она хочет выспаться. Я сказал ей, что все понял, и она пожелала мне доброй ночи.
— Вы сами не входили в смежное купе?
— Нет, мосье.
— Вы не приметили среди багажа красный сафьяновый футляр?
— Нет, мосье, не видел.
— Мог ли в смежном купе спрятаться человек?
Проводник задумался.
— Дверь была полуоткрыта, — сказал он, — если человек стоял за дверью, мне его не было бы видно, но мадам несомненно увидела бы его, когда входила в купе.
— Именно так, — сказал Пуаро — что-нибудь еще можете добавить?
— Думаю, это все, мосье, я больше ничего не припомню.
— Ну а что было этим утром? — подсказал Пуаро.
— Как приказала мадам, я не беспокоил ее. Мы были уже почти возле Канна, когда я рискнул постучать в дверь. Не получив ответа, я открыл ее. Леди как будто бы спала, я тронул ее за плечо, чтобы разбудить, и тут…
— И тут вы все и увидели, — помог ему Пуаро. — Tres bien. Полагаю, я выяснил все, что хотел.
— Могу ли я надеяться, мосье комиссар, что меня не обвинят в халатности, — жалобно сказал проводник, — такое дело, и в «Голубом экспрессе»! Это ужасно.
— Успокойтесь, — сказал комиссар, — мы будем действовать в интересах правосудия и постараемся избежать огласки. Я не вижу оснований обвинять вас в халатности.
— Мосье комиссар так и доложит Компании?
— Конечно, конечно, — нетерпеливо заверил его мосье Ко. — Все будет в порядке.
