— Кончай перекур, командир, — недовольно окликнул его Андрей и тут же поинтересовался скорее для проформы: — Глубина-то нормальная?
Землекоп нехотя поднялся на ноги, отбросил в сторону свой замусоленный окурок и, поплевав для солидности на руки, взялся за штыковую лопату.
— Стандартная глубина, — вполголоса ответил он. — Что урна, что гроб — одинаковая. По санитарной норме.
Семирядин не стал с ним спорить. Стандартная, так стандартная. С санитарными нормами, как известно, не поспоришь. Он коротко кивнул, и двое ребят из фирмы тут же сняли с поставленных на землю носилок урну и поднесли ее к яме. Свободными руками они лихо и профессионально подхватили концы веревки. Дело свое парни явно знали и, вероятнее всего, занимались этим едва ли не каждый день.
— Прощальные слова будут? — Один из ритуальщиков вопросительно взглянул на Андрея, ожидая ответа.
Семирядин на мгновение растерялся. К такому повороту событий он себя заблаговременно не подготовил. Что еще за слова такие прощальные? Как они должны выглядеть на практике? Черт его знает. Он сделал еще пару энергичных затяжек, выбросил сигарету и облизал пересохшие губы.
— Зачем? — Подсознательно он понимал, что его вопрос прозвучал в высшей мере глупо.
Парень недоуменно пожал покатыми плечами:
— От оркестра вы отказались. И говорить не будете?
Его назойливость начинала раздражать Семирядина. Ну, казалось бы, кому какое дело. «Такое ощущение, что это они мне деньги платят, а не я им». Однако, секунду поразмыслив, Андрей пришел к единственно верному, на его взгляд, решению. Присел на корточки и тихо процитировал, мрачно глядя на урну, с горьковатой улыбкой:
— «…Что золото твое? Что — серебро?.. В моей руке — лишь горстка пепла…»
После этого он вновь поднялся на ноги и перевел взор на двух работников ритуальных услуг. Те же молча взирали на самого Андрея.
— Все, ребята! — раздраженно бросил Семирядин, отступая на шаг назад. — Я все сказал! В поэтической форме… Опускайте!
Веревка медленно и плавно заскользила в руках ритуальных служащих, и урна стала погружаться в квадратную яму. Вскоре она и вовсе скрылась из вида, к немалому облегчению заказчика похорон. С каждой минутой Семирядин чувствовал себя все хуже и хуже. Как будто в ступор какой-то входил. Наконец и веревка, при помощи которой производилось захоронение, полетела следом за урной. Андрей машинально шагнул к могиле и еще раз заглянул в темноту, куда канул прах, замурованный в мрамор. Это был финал. Финал Владимира Кирсанова. А ведь все могло быть и по-другому.
