Ненависть мутной жижей затапливает разум, перед глазами расстилается алая пелена, его накрывает духота, и пальцы царапают шею.
– Марк! – голос доносится как сквозь вату. – Марк! – чья-то рука трясет его за плечо, а потом ледяная вода окатывает лицо, стряхивает прошлое. Марк переводит взгляд на перепуганную Катерину, возвращается в реальность, чувствуя, как ненависть отступает, пряча под своим покрывалом прошлое. Ненадолго – Марк знает.
– Порядок? – только и спрашивает Катерина. Марк кивает. А она тем временем протягивает ему другой стакан, в котором плещется мутная жидкость. – Давай, это лекарство.
Марк ухмыляется, забирая стакан из ее дрожащих пальцев, и залпом выпивает горькую жидкость. Смотрит удивленно.
– Валерианка?
Катерина лишь пожимает плечами и протягивает Марку полотенце. Он вытирает лицо.
– Марк, вам нужно поговорить.
– Разговаривали уже, – Марк кривится, садится на диван. Оказывается, он успел встать и подойти к камину. И не заметил как.
– Марк! – возмущается Катерина, но появившийся наконец доктор не дает ей продолжить тираду. Марк выдыхает с облегчением. Ему сейчас только ее нравоучений не достает для полного счастья. С таким же воодушевлением Катерина набрасывается на Осипа Степановича, семейного врача Ямпольских. Тот улыбается Катерине снисходительно, но смотрит только на Марка, ему отвечает, хотя тот и не спрашивал ничего.
– Марк, с вашей супругой все в порядке, просто нервное истощение. Ей отдыхать нужно как можно больше. Фрукты, свежий воздух и исключительно положительные эмоции.
Катерина не вмешивается, только смотрит странно как-то. И Марк не обратил бы внимания, если бы не выражение лица Степаныча, враз заострившееся, и прищуренный взгляд, не сулящий ничего хорошего. Холодок пробегает по позвоночнику.
– Если я больше вам не нужен, поеду. Жена волнуется, – он улыбается.
Марк кивает.
– Я провожу, – опережает рванувшую было Катерину.
Степаныч одевается медленно, застегивает плащ на все пуговицы, зашнуровывает туфли и только потом обращает внимание на едва сдерживающего себя Марка. Впрочем, внешне он спокоен, только ладони похолодели от необъяснимого страха. Он уже давно ничего не боялся, забыл – как это. А тут вдруг испугался, как мальчишка. Марк выдыхает. Сжимает и разжимает кулаки. Пальцы неприятно колет, но страх скручивается тугим узлом где-то на подкорке, позволяет нормально дышать. Марк смотрит на Степаныча. Не нравится Марку его напряжение, недомолвки и эти его «фрукты, свежий воздух и положительные эмоции».
