— Пожалуй, нам лучше присесть, — предложил он.
Она кивнула и робко улыбнулась, хотя в этой улыбке чувствовался оттенок упрека. Протиснувшись к своему столику, Грифф тут же жадно припал к стакану.
За спиной надрывался трубач.
— Сколько же здесь народу! — прокричал Грифф.
— Да, — откликнулась она, испытывая желание поправить платье, как проститутка, только что поимевшая контакт с незнакомцем.
— Я и понятия не имел… — проговорил Грифф, но так и не успел окончить фразу, поскольку взвывший за спиной тромбон выдал оглушительную руладу, которая, казалось, так никогда и не окончится.
Переждав фортепьянный аккорд, он сказал:
— А неплохой вечерок, чтобы хорошенько поразвлечься.
— Неплохая идея, — произнесла она, но во взгляде ее промелькнула странная грусть.
Оба углубились в стаканы с напитками, причем в действиях их было что-то лихорадочно-отчаянное, словно они понимали, что вечер пошел насмарку и надо что-то делать, чтобы спасать его, причем делать быстро. Приглушить чувствительность, подогреть несуществующую фантазию; им надо было стать частью чего-то такого, что оба они ожидали, но что так и не материализовалось. Пили они быстро, почти не ощущая вкуса напитков, словно желая как можно скорее набраться, причем покрепче. Возможно, именно эта их решимость отодвинула охмеление, но когда и оно наступило, то воспринималось обоими как натужное веселье, в чем-то похожее на недавнюю трезвость. Спиртное бросилось Каре в лицо, сгустило карий цвет глаз, а всему лицу придало оттенок некоей мрачности.
— И какая от всего этого польза? — чуть заплетаясь языком, спросила Кара.
— Какая польза? — переспросил Грифф.
— Да, какая польза? — повторила Кара, наклоняясь над столиком в его сторону. — У тебя есть модель, а потом ты получаешь новую модель.
— Ты имеешь в виду обувь? — спросил он, пытаясь удерживать ее в фокусе.
— Людей, — ответила она. — Я имею в виду людей. — Ты просто кукла, — сказала Кара. — М-м-м-да, просто кукла. — И теперь в ее взгляде появилось что-то яростное. Из-под губ обнажились зубы, а взгляд плотно впился в его лицо. — Потанцуй со мной, куколка.
Он присмотрелся к животному выражению ее лица и подумал, что ему это все показалось. Жестокое, холодное, никак не вязавшееся с тем, что было в начале встречи.
— Ну, давай потанцуй, — сказала она, причем последнее слово было больше похоже на шипение. — Потанцуй со мной, потанцуй.
Они снова вернулись в толчею тел, но теперь пошло представление иного рода. Там, где раньше она старалась чуть отстраниться от него, сейчас этого не происходило, тогда как сам он если когда и отпускал руку, как бы освобождая партнершу, то теперь, напротив, лишь крепче сжимал ее. Они снова казались себе обнаженными, но на сей раз уже успели вкусить плодов древа добра и зла, и зло показалось им добром, а тела их слились, и они наслаждались собственной наготой. Ему нравилось собственное возбуждение, и он был уверен в том, что она почувствует его сквозь нежную ткань своего платья. Сам же он лишь прижимал ее к себе, прижимал… И потом чувство стыда вновь захлестнуло их, но на сей раз его истоком была вина. Воздействие алкоголя внезапно спало, и его место тут же занял мир поддельного веселья, который они только что сами же и создали. Оба тут же отодвинулись друг от друга, взгляды разметались в стороны, руки, казалось, не хотели соприкасаться. Вся их близость была, в сущности, фальшивой. Вообразили себя любовниками, когда не стали даже друзьями, да и, познакомившись, отчасти разочаровались в партнере.
