На этом месте разговор был прерван. В дверь осторожно втиснулась физиономия Алексиса:
— Там, сударь, Вас спрашивают. Ну, этот… который немчин. Третий раз на дню заходят. Что прикажете передать?
Левушка поморщился:
— Экий, настырный, однако! Погоди, я к нему выйду. Все одно ведь не отстанет!
Трещинский вышел в переднюю и некоторое время не возвращался. Сергей с тоской оглядывал обстановку «норы». В животе неприятно ворчало.
Левушка вернулся, посмеиваясь. Представь себе, какой дурень этот немец — мой визитер! — Уже неделю ходит за мной по пятам, просит уступить ему одно редкое издание «Илиады». Этот сумасшедший колбасник просто бредит античной Грецией! Мечтает, знаешь ли, разыскать легендарную Трою…Ах, Итака, ах Гектор, ах Телемак! — Трещинский подкатил глаза к потолку и скривил рот ижицей. — Должно быть, он и нужду справляет, не расставаясь с томиком Гомера…Однако, при этом скуп как старый еврей. А за копейку так и вовсе — отца родного продаст… — Левушка усмехнулся. — Какой все-таки болван этот Генрих Шлиман! Черта лысого он найдет, а не свою Трою!
Посмеиваясь и похрустывая костяшками тонких пальцев, он прошелся по комнате.
— Книги, я гляжу, у тебя… Дорогие, поди! — Нарышкин кивнул на стопки с фолиантами. — Почитываешь?
— Скорее, коллекционирую. У меня тут есть Апулей. Можно сказать, уникальное издание… Записки Герберштейна и Олеария… Ну, да тебя, друг мой, все это, пожалуй, не заинтересует…
— Нет, отчего же очень любопытно! — Сергей с трудом подавил зевок.
Трещинский усмехнулся краешками тонких губ. Положение спасло явление Алексиса, который вместе с коридорным внес плотно уставленные всяческой снедью подносы.
— «Ну, вот уж полдень, в светлой зале
Весельем круглый стол накрыт,
Хлеб-соль на чистом покрывале,
Дымятся щи, вино в бокале,
И щука в скатерти лежит…»,
— с притворным пафосом продекламировал Левушка и хлопнул в ладоши.
— Нуте-с, усаживайся, Сережа, к камельку да сними свой сюртук, пусть просохнет.
— Смотри-ка, действительно щи, — одобрительно крякнул Нарышкин, но потянулся к прозрачному, запотевшему графину. — А это что тут такое? Что это, Алексис?
— Водка на смородиновом листу, извольте-с испробовать, — важно тряхнув баками, ответствовал лакей.
— Прекрасно, — потер ладони Нарышкин. — Ну, что? Запорошим память, как у нас говорят.
— Листовка здесь изумительно хороша. Отведай, Сережа, не побрезгуй.
Лакей с помощью коридорного подвинул стол ближе к огню. В бутылках сразу засверкал лафит, заиграло, заискрилось клико.
