Не смотря на высокие стрельчатые окна, зал ресторана утопал в полутьме. Все было подготовлено к празднику. По стенам всели гирлянды флажков, с потолка свисали картонные ангелы, а на растянутом поперек зала транспаранте красовалась надпись:
«С днем ангела!»
В центре зала был накрыт огромный стол, сервированный на одного человека. За столом в самоходном инвалидном кресле сидел сам виновник торжества, Аркадий Викторович Макута — мужчина средних лет с длинным орлиным носом и глубоко посаженными ярко-голубыми глазами которые словно светились на вытянутом до черна загорелом лице.
Его можно было бы назвать красивым, если б не лицевой парез, из-за которого правая сторона лица была как бы неживой, и казалось, что он всегда криво ухмыляется. Даже когда спит.
На нем был полосатый пиджак в черную и белую полосу с широкими вытянутыми к верху лацканами.
Под гулкими сводами готического зала висела абсолютная тишина. Оркестранты, сидевшие на балконе замерли в ожидании. Дирижер, нервный пожилой человек, теребил палочку, поглядывая через плечо на именинника. Вдоль окон как часовые застыли официанты.
Ожидание длилось уже около часа. Вдруг из-за портьеры выскользнул метрдотель, в строгом синем костюме. Вместо обычных полуботинок на ногах его были чешки. Он бесшумной рысью пересек зал и склонившись над ухом Макуты и что-то прошептал.
Тот, утомленно кивнул головой.
Метрдотель выпрямился, изящным движением извлек из нагрудного кармана платок и взмахнул им. Оркестр заиграл тему из телефильма «Семнадцать мгновений весны».
— Праздничный торт с сюрпризом! — надтреснутым от волнения голосом объявил метрдотель.
Огромные двери в противоположной стене зала распахнулись и двое официантов, вкатили стол, на котором стояло нечто, накрытое шелковым покрывалом.
Одновременно с этим из дверей выбежал карлик. Поправляя на ходу узел измятого галстука, он, неуклюже переваливаясь, подбежал виновнику торжества.
— Чего тебе? — раздраженно спросил Макута.
— Шеф, — глотая буквы, влажно зашептал карлик. — Беда!.. Наших повязали!
— Я знаю. После.
В этот момент в зале появился улыбающийся повар, который торжественным движением сдернул шелк. Оркестр взвизгнул неожиданной нотой и замолк. Под тканью вместо торта стояла бетонная скульптура пионера-барабанщика. Повисла томительная тишина. Все, остолбенев, уставились на статую. Она выглядела жалко и одиноко в окружающем ее великолепии.
— А это, что? — подумав, строго спросил Макута, ткнув пальцем в ржавые прутья арматуры, торчавшие у барабанщика вместо рук.
