Вместе с тем в душе Явы поднялась странная жалость. Она даже не знала, кого и почему ей жаль, просто она чувствовала себя виноватой перед женой Матиса. Жена Матиса стояла тихо, не шевеля ни рукой, ни ногой. Похоже, у нее не было на уме злых мыслей.
Растерявшись, Ява со стуком положила ложку на стол, жена Матиса даже глазом не моргнула. Ява начала заталкивать под платок прядь выбившихся волос, она подозревала, что в ее темных волосах появилось немало седины, — давно уже ей не приходила мысль посмотреться в зеркало. Взгляд жены Матиса с особой тщательностью изучал лицо Явы, и Яве казалось, будто гостья тычет ей в лицо закопченным пальцем: темные пятна возникали одно за другим.
Ява ощущала себя старухой, которую разглядывают с тревогой и чей вид не вселяет добрых надежд.
— Мои дочери гонят Матиса из дому, — в конце концов заговорила жена Матиса. — Так поступят когда-нибудь и твои дети.
Собственная несообразительность удивила Яву. Невольно ее ладонь скользнула по затылку — словно бы долго длившийся голод выел ей часть головы, лишив ясного рассудка. Они же ели муку, принесенную Матисом! Значит, это не корчмарские притащили мешок и поставили его за дверью? Вот почему Якоб стоял у Явы за спиной и сыпал соль в ложку!
Жена Матиса ушла потихоньку, будто перепорхнула через пол, растопырив пальцы, подобно перьям крыла: чужая птица вылетела, дверь осталась открытой. Когда Ява спохватилась и глянула ей вслед, то увидела в четырехугольной раме Мирт — корова, расставив ноги, караулила за порогом и раздувала ноздри на запах муки.
Дети испугались, когда Ява, опустив ложку в миску, налила в ладонь горячей похлебки. Кожа не почувствовала боли. Ява осторожно, чтобы не расплескать содержимое ладони, встала из-за стола. Глаза Мирт указывали пошатывающейся хозяйке дорогу. Слава богу, обошлось. Ява обхватила Мирт за шею, и все в этом мире вновь обрело равновесие. Шершавый язык Мирт вылизывал Яве руку.
Когда осенью вода спала и мороз, покрыв лужи коркой, заметал их сверху снегом, из корчмы прибыл с возом сена отец.
Лежавшей в углу хлева Мирт поначалу давали сено лишь маленькими охапками, и вскоре она смогла уже подниматься на ноги. Она снова давала им ежедневную кружку молока, в которую дети по очереди макали ломоть хлеба. Небо не скупилось на снег, и вконец обтрепавшаяся крыша обрела таким образом теплую шапку.
В один февральский день вместе с облаком пара в дверь ввалился незнакомый мужик, даже не потрудившийся снять с головы лисью ушанку. Свет из очага падал на лицо мужчины, но длинный желтый мех свисал почти до самого кончика носа, и Ява не увидела глаз незнакомца. Лишь мельком рот, кожу вокруг которого мужчина тер кончиками пальцев. И потому его странные слова дошли до Явы как бы из ниоткуда — рука у рта приглушила их, и, когда незнакомец ушел, Ява долго сомневалась, не дух ли какой привиделся ей.
