— А! Вот так дела! — изумился мастер. — Вы можете похвалиться удивительным сходством с одним моим знакомым!
— Действительно?
— Ну, когда присмотришься поближе, то сходство, конечно, не так явно… Извините, что задержал вас, но я был уверен, что вы — мой заказчик, для которого я работал нисколько месяцев и который оставил мне вещь… несколько… стеснительную…
Буланже посторонился, давая ему дорогу.
— Я очень огорчен, что задержал вас, — прибавил он.
— Не огорчайтесь, любезный, — поклонившись, ответил аббат и продолжал свой путь.
Поднимаясь по ступенькам, Монтескье рассуждал:
— Бедолага слишком честен. Боюсь, что, как и предсказывал граф Кожоль, это накличет на него беду.
Аббат вошел в первый зал. У входа он увидел смеющуюся блондинку и молодого человека лет тридцати в домино и с маской в руке, пытающегося удержать ее.
— Как? Пуссета, красотка, ты уходишь? — сокрушался он. — Если хочешь, я провожу тебя!
— Согласна, но не дальше, чем до дверей.
— С какой стороны?
— Со стороны улицы.
— А если по другую…
— А вот с той стороны меня кое-кто ждет.
— И он отпустил тебя сюда?
— О, ты же понимаешь, что я не буду перед ним этим хвастаться! Я забежала сюда из театра, чтобы взглянуть на картину Жиродетта, о которой столько слышала. Я ее увидела и теперь ухожу…
— К несчастью, милочка, в твоем сердце нет для меня местечка!
— Нет, мой бедный Сен-Режан, оно занято только одним жильцом.
И Пуссета сбежала по лестнице, как человек, знающий цену времени.
Аббат невольно подслушал этот разговор молодых людей и хотел уже пройти мимо, когда до него долетело имя Сен-Режана. Он вздрогнул и обернулся, чтобы посмотреть на его обладателя.
Черты лица его были энергичны, взгляд прямой и смелый, видно было, что человек этот очень силен и решителен.
— О! — произнес аббат. — Действительно это тот, кто мне нужен. Мне его довольно точно описали.
Он вошел в зал, где веселая и насмешливая толпа теснилась перед картиной Жиродетта. После Давида, достигшего высоты своей славы и заканчивавшего свою картину «Похищение сабинянок», лучшими художниками того времени были Герен, Жиродетт и Жирар.
Не останавливаясь перед картиной, Монтескье прошел в чайный зал. Тогда вошло в моду приходить пить чай, вернее, этот напиток служил предлогом для встречи в «Фраскати» после театра. Здесь так активно разносили сплетни, что чайный зал заслужил еще одно прозвище — «Нора ехидн».
Взгляд аббата различил в толпе нужного ему человека. Тот стоял молча в группе генеральши Леклерк и Паулины Бонапарт.
