Лебик был не дурак выпить и решил, что ему совсем не помешает бутылочка вина.
— Я думаю, госпожа, что если бы у него под рукой оказалась бутылочка вина, он бы не принял ее за чернильницу.
— Предложить ему?
— К чему предлагать? Поставьте поближе к нему, и мы посмотрим, хватит ли у него смекалки на это.
— Ты думаешь?
— Предоставьте это мне. Через две минуты я вернусь из погреба.
— Так иди за бутылкой.
— О, я, пожалуй, принесу две, он ведь постесняется пить один.
— Но шевалье болен и не сможет составить ему компанию.
— Придется этим заняться мне, — с видом жертвы заявил Лебик.
Он вышел, а собеседники, казалось, не заметили его отсутствия.
— Это была бедная графиня Дюбарри, казненная несмотря на ее мольбы и слезы, семнадцатого фримера, — спокойно сообщил Монтескье. — Ей сказали, что если она отдаст сокровища нации, то это сохранит ей жизнь. И она отдала этот план, до последней минуты надеясь на спасение. Одним из двух, которые его потребовали, был Сюрко.
На лестнице послышались шаги Лебика.
Когда он поднялся в комнату с двумя бутылками, Ивон все еще беседовал с кузеном, а хорошенькая вдовушка спала, склонив головку на стол.
Верзила был явно навеселе.
При звоне бутылок, которые Лебик ставил на стол, Лоретта проснулась.
— Вот как, — сказала она, — я вздремнула.
— Дело в том, что их собачий жаргон усыпил вас.
— А долго я спала?
— О, не больше пяти минут, я только успел спуститься вниз и вернуться, — соврал верзила, откупоривая бутылку.
— Продолжайте, аббат, ваш рассказ, — попросил Ивон.
— До последней минуты графиня рассчитывала сохранить жизнь, она умерла с верой в обещания тех, кто обокрал ее.
— Они обокрали ее, но не смогли воспользоваться этим богатством, — сказал Ивон.
— Итак, сокровище зарыто здесь и только мы трое знаем о нем!
— Вы ошибаетесь, аббат, о нем знают и другие, — возразил Ивон.
Аббат засмеялся.
— Из четырех, знавших об этом, жив я один…
Но аббат не окончил своей речи, в памяти его мелькнул еще один факт, и он воскликнул:
— Разве Баррасен не умер?
Едва с его языка сорвалось это имя, Лебик выронил бутылку, которая разбилась вдребезги. Вино залило штиблеты и светлые штаны аббата.
— Проклятый левша! — крикнул тот на чистейшем французском языке.
Лебик, мгновенно протрезвевший, выпрямился во весь свой гигантский рост и, казалось, готов был броситься на Монтескье.
Сцена продолжалась не более секунды. Лицо Лебика приняло свойственное ему бессмысленное выражение, и он расхохотался.
— О, да, левша, — подтвердил он, — жаль, славное было вино!
