— Точно так же, как и вас. Я пленник Точильщика.
— Ты уверен, что их главаря зовут Точильщиком?
— Так его все называют. У меня было довольно времени, чтобы узнать его.
— Сколько же ты здесь находишься?
— Я не могу точно сказать, так как в этой ночи нет времени.
— Сейчас июнь тысяча семьсот девяносто восьмого года. Припомни число, когда ты попал к ним в руки, и мы узнаем, как давно ты здесь.
Лабранш помедлил с ответом.
— В таком случае получается, что я уже полгода здесь, — проговорил он с явным замешательством.
В ту минуту, когда он протянул руку, чтобы поменять тарелки, Пьер быстро схватил его за рукав.
— Что это?
— Как что?
— У тебя искалечена рука!
На левой руке лакея не хватало двух пальцев, остались лишь последние суставы.
— Я не помню, чтобы раньше у тебя было такое украшение.
— Этим я обязан Точильщику.
— Ну так расскажи мне об этом.
— О, тут нет ничего сложного. Он решил заставить меня сознаться в одной вещи, к которой я не имею ни малейшего отношения.
— А можно узнать, что от тебя хотели узнать?
— Когда меня вели к вам, то пригрозили убить, если я открою рот.
— В таком случае не говори ничего. Оставим это. Объясни только, каким образом эта таинственная вещь, в которой ты не мог сознаться, оставила тебя без пальцев?
— Я не смог ответить на вопросы Точильщика, а он решил, что я упрям. Мне вложили между пальцев просмоленный фитиль, связали и подожгли…
— И ты вытерпел пытку, не признавшись?
— Но, сударь, если я ничего не знаю?! — возразил Лабранш с бессмысленной улыбкой, за которой Пьер угадал решительность.
— Ну и ну! Но если Точильщик вздумает возобновить свой способ вытягивания тайн, ты скоро будешь неспособен прислуживать мне.
— С тех пор, как меня перевели сюда, меня почти не беспокоят.
— А где мы, по-твоему, находимся?
— По крайней мере, в пятнадцати лье от Парижа, судя по тому, что меня везли сюда целый день на телеге.
— И тебя? — спросил Пьер.
— Сначала меня долго держали в какой-то трущобе в Париже. Постом, дня два-три назад перевезли сюда.
— Но когда тебя перевозили, ты мог видеть, где ты был?
— К сожалению, нет; потому что я находился в мешке с кляпом во рту, исключая несколько минут, когда остановились на каком-то пустыре, чтобы дать мне вздохнуть…
При этих словах молодой человек вздрогнул от изумления.
— Ей-Богу, — закричал он, — теперь я знаю, где слышал твой голос!
Лабранш бросил на него беспокойный взгляд.
— Где же? — спросил он недоверчиво.
— Прежде всего, отвечай откровенно, — проговорил граф насмешливым голосом.
