Бандит хорошо понимал, что он в безопасности только в городе, несмотря на прибывшее из Парижа предписание о его аресте. Взвесив все шансы, он, наконец, принял решение.
— Конечно же, мне спокойнее будет в городе. Сначала я доберусь до Ренна, потом перееду в Брест…
Он окинул взглядом лежащие на тележке товары.
— Отлично! — сказал он. — Сколочу же я денежки по приезде в Ренн! А потом отыщу двух-трех стоящих молодцов и с ними — за дело!
Возле телеги раздался крик совы — призыв шуанов.
Осторожный Баррасен остановил свою лошадь и сошел на землю. На дороге никого не было. Вдали раздавались крики шуанов. Он опять влез на повозку, но едва уселся на сиденье, как тот же крик повторился очень близко и с переливом, вероятно, заключавший в себе особый смысл.
Он стегнул кнутом исхудалую лошадь, и та понеслась вялой рысью. Через пятнадцать минут Баррасен успокоился и продолжал свой монолог:
— В самом деле, чего мне бояться со стороны этих людей? Если мне грозит неприятность, то конечно, от того, у кого я стащил повозку. Он, должно быть, проспал в кухне, где я оставил его вчера, а я, не отдыхая, шел вперед всю ночь. Когда он проснулся сегодня утром, я уже слишком далеко отъехал для того, чтобы он мог догнать меня. Ну, смелей!
Весело напевая, гигант продолжал свой путь, не подозревая, что на задке телеги он перевозил в корзине именно того, с кем не желал бы встретиться.
Великан радовался бы намного меньше, если бы мог подозревать значение обоих призывов Шарля, раздавшихся во время остановки телеги. Первый сигнал собрал рассеянных по окрестности шуанов. Второй велел следовать за телегой вдоль дороги.
Шарлю легко было бы на открытом месте остановить вора и отнять у него свое добро, но он прежде всего хотел убедиться, кем же в действительности был этот наглый малый.
День клонился к вечеру.
— Э, э! — бормотал Баррасен. — Я знаю кого-то, кто сегодня рано ляжет спать.
С самого бегства из Парижа он спал под открытым небом, а теперь помышлял, как о празднике, о возможности растянуться между двумя простынями.
В сумерки он проезжал мимо Ивона и Елены, которые выжидали в кустарнике наступления ночи, чтобы под прикрытием темноты войти в Ренн.
Когда наступила ночь, Баррасен предоставил лошади самой выбирать путь в темноте. О направлении уже не нужно было беспокоиться. Город был рядом, и он помышлял о близком отдыхе.
Вдруг лошадь стала. Баррасен замахал кнутом.
Животное не двигалось, оно стояло на одном месте, как вкопанное.
