Он старался быть внимательным, давал понять, как рад, что она рядом с ним. Повел ее в буфет, предложил выпить чашечку кофе, они сели за низкий столик и, оказавшись друг против друга, невольно оба заулыбались.
Нащупав в кармане сложенный листок, он рассеянно повертел его и наконец припомнил:
— Вы подписались весьма загадочно… Что означает это ваше «А.»?
Она сразу догадалась, о чем речь, лукаво усмехнулась и, как бы извиняясь, ответила:
— Это я по привычке… Меня зовут А́нико.
— Странное имя! По-чешски, наверное, Анна? Или Анежка… Или Андела?
— Да нет, — засмеялась она. — Наверно, скорее всего Анна. Но Анико — это просто Анико…
Антракт был короткий, по крайней мере им так показалось.
Сидели они на балконе и следили сверху за цветными конусами света, в которых двигались по сцене актеры. Когда содержание оперы было недостаточно понятно, Анико шепотом объясняла. Но, разумеется, когда это было на самом деле необходимо. И в густом полумраке зала он встречал взгляд сияющих глаз, наклонялся и слушал, что она шептала, и сияние глаз обжигало его, ведь она была так близко…
Между тем на залитой красным светом сцене, словно в отблеске зарева, Янош Хари беззаботно распевал о том, какой прекрасной может стать жизнь, если только человек сам того захочет, сколько всюду веселья и забав, сколько радости и любви. Янош Хари смеялся и веселился, пел и танцевал, высоко подпрыгивая, его мягкие сапожки мелькали по сцене. Своим настроением он заразил и зрительный зал, все смеялись вместе с ним, восторженно аплодировали и, будь возможность, наверное, танцевали бы вместе с ним, а может, и запели бы… Наконец его бодрый, сильный голос отзвучал, взлетел под самый купол и рассеялся там. Оркестранты внизу уже складывали свои инструменты, сцену медленно закрывал золотисто-желтый занавес, зажглись огни. Но зрители продолжали бушевать. Янош Хари в форме простого солдата низко кланялся перед опущенным занавесом.
— Я вам очень признателен, — несколько сдержанно поблагодарил Бендл, когда после окончания спектакля они вышли из театра. — Действительно было чудесно.
— Да? — отозвалась Анико. — А я-то боялась, что вам не понравится.
— Странного вы были обо мне мнения…
— Я вас совсем не знала.
— А теперь знаете?
— Немножко знаю.
— Мне так неловко, я отнял у вас массу времени, — продолжал он. — Собственно говоря, сегодня весь день и весь вечер вы посвятили мне.
— Ну что вы, ничего особенного. Я очень рада, что вы довольны.
