Тут я даже сплюнул от досады. Ну и мысли мне в голову лезут. Гнать их надо. Не самокопанием сейчас нужно заниматься, а делом. Ведь так всю жизнь в сладких грезах под дубом пролежать можно. Что ни говори, а непростые они существа — растения. Если, конечно, в целом взять. Везде живут. И в пустыне, и на вечной мерзлоте, и возле химических комбинатов, где даже мухи не водятся. Умеют растения приспосабливаться ко всяким неблагоприятным условиям. А что значит — приспособиться? Выработать в себе новые, полезные свойства? Уйти под землю или наоборот — вытянуться к солнцу, заменить листья на колючки, стать бродягой, как перекати-поле?
А если предположить, что на этой планете растениям, пытавшимся уцелеть в новых и, скорее всего, неважных условиях, не оставалось ничего другого, как обзавестись разумом? Ну, конечно, совсем не таким, как у нас. Темным, загадочным. Непостижимым. Ведь даже представить трудно, о чем может думать такой вот столетний дуб.
Постепенно деревья захватили контроль не только над всей остальной природой, но и над людьми. Сговорчивых и слабовольных превратили в рабов, остальных загнали под землю, лишили пищи, травят волками. Непонятно только, как люди так легко сдались. Ведь, если судить по моим находкам, в те времена уже существовало огнестрельное оружие. А значит — была промышленность, была армия. И все же обдурили как-то людей бесчувственные деревяшки! Полная власть над природой обернулась полным бесправием. Борьба, ясное дело, еще не закончена. Но пока она складывается явно не в пользу людей. Изменит ли что-нибудь мое вмешательство? Говорят, что личность в истории ничего не решает. Но это мы еще посмотрим! Все равно другого выхода у меня нет. Либо в стремя ногой, либо в пень головой! Значит, заметано: сегодня начинаю. Зла я никому не хочу, даже волкам. С тезисом дуба (или Адама?) о том, что каждый должен делать свое дело, я полностью согласен. Но вот какое это дело и как его следует исполнять, решать будем только мы — люди!
Как я и предполагал, возле ямы с глиной в этот час никого не оказалось. Шарики мои, уже почти высохшие, лежали в траве кучкой, как пасхальные яйца. Рядом дозревали небрежно сляпанные горшки.
Я думаю, дуб совершил крупную ошибку, разрешив людям делать горшки. Одежду носить нельзя, металл и камень обрабатывать нельзя, гуртом жить нельзя — все верно, так и положено поступать с побежденными. В этом аспекте и горшки полагалось бы запретить. Пусть бы лакали воду из лужи. В любом деле важна система. А горшки в существующую систему не укладываются. Значит, слабинка получается, трещинка. А ведь самая маленькая трещинка в системе может оказаться для нее роковой. Конечно, уж если империи дубов и волков суждено погибнуть, то не от горшков. Но им тоже отводится не последнее место. Не горшкам, само собой, а тому, из чего они сделаны — глине. Ведь совсем не игрушки я здесь лепил утром, а снаряды для пращи. Чтобы каменный топор или лук там соорудить — и материал соответствующий нужен, и сноровка, и терпение, и время. А у меня как раз ничего этого нет. Зато пращу могу запросто сделать. В детстве мы такими игрушками часто баловались. Для чего, спрашивается, у меня на шее галстук болтается? Это же готовая праща! Тем более что галстук широкий, как лопата.
