Вечером Роклор вернулась с понурой головой, еще более напоминая плакучую иву. Все было кончено.
Герцогиня де Роклор решила настоять на том, чтобы г-н де Роган дал сыну более значительное обеспечение. Господин и г-жа де Роган, склочники и скряги, отказались.
Каждый стоял на своем. Стороны бросали друг другу в лицо оскорбления, непозволительные в порядочном обществе, и расстались в бешенстве, бранясь так, как не посмели бы сделать в семьях сапожников.
Мадемуазель де Роклор провела ночь в беспамятстве. Я не отходила от подруги и ухаживала за ней как могла. Она все время повторяла:
— О! Мой милый принц! Мой милый принц!
Будучи еще совсем юной, я считала, что они слишком безобразны, чтобы принимать любовь с ее трагической развязкой близко к сердцу. Эта пара вызывала у меня лишь желание смеяться.
На следующий день Роклор получила невообразимо страстное письмо.
Принц просил свою невесту спуститься в приемную, ибо был намерен сообщить ей чрезвычайно важный секрет. Он якобы был в отчаянии и не мог без нее жить; его родители были извергами и варварами, желавшими их разлучить; он же твердо решил этого не допустить.
Мадемуазель де Роклор ответила принцу, что она его примет, что она разделяет его чувства и готова помогать ему во всем.
Девушке было двадцать четыре года, она знала о скаредности своей матери и страшно боялась, что та не выдает ее замуж, чтобы не выпускать из рук приданого.
Принц, со своей стороны, опасался, что ему и впредь будут предлагать женитьбы лишь для вида, не собираясь что-либо ему давать. Любовь и для нее, и для него была только предлогом, а в основе всего лежал их гнусный страх не найти себе партии и провести остаток своих дней под властью родителей.
Молодые люди были предприимчивы и отважны. Они встретились, и их будущее было решено.
Я присутствовала при их свидании, хотя и не просила об этом. Как только принц нас увидел, он бросился на колени и залился слезами, обращая взоры к Небу и воздевая руки.
— Мадемуазель! Мадемуазель! — восклицал он.
— Ах! Мой принц! — отвечала инфанта, прикрывая глаза рукой, словно Ифигения в Авлиде.
— Этого нельзя допустить; нас не разлучат, мы не станем жертвами наших родителей и их скупости.
— Они одумаются, — вставила я.
— Нет, мадемуазель, нет, они не одумаются, вы их совсем не знаете. Они сгноят мадемуазель де Роклор в монастыре, а я, я наверняка умру от горя.
— Но ведь это родители задумали нас поженить, благодаря им мы узнали и полюбили друг друга. Они считали наш брак приемлемым, а теперь нас разлучают. Ах, Боже мой! Что же делать?
