Шел урок за уроком, никто больше никуда Буля не тянул. Он успокоился в конце концов. А после уроков подошел ко мне.
— Ты… Мезенцева… в общем это…
— В общем понятно, — сказала я. Чтобы не мучился.
Он обернулся к Стаканчику:
— Стакан, ты тоже… ну, как говорится…
— Как говорится, ладно… Ты Дмитрию Витальевичу спасибо скажи.
— Ну и скажу…
— Ну и скажи… И за то еще, что не спросил сегодня. Обещал ведь…
— Подумаешь! Взял бы да спросил, — буркнул Буль. — Я учил…
Когда мы втроем шли домой, Люка повздыхала:
— Воображаю, какой скандал Инна устроит Диме в учительской. Со свету сживет…
— По-моему, его так просто не сживешь, — заступилась я. — Он снаружи как Чехов, а внутри, как д’Артаньян…
— Не похож он на Чехова!
— Женя говорит про манеры, — уточнил Стаканчик.
— Спасибо за разъяснение, а то я такая тупая…
Они со Стаканчиком часто поддевали друг друга. Чтобы не заспорили, я сказала:
— Кстати, у Буля в самом деле мог быть мобильник, и вчера, и сегодня. Он как-то им хвастался. Другое дело, что он и правда не звонил. Но если бы нашли, не отвертелся бы…
— В таком «лифчике» хоть миномет можно спрятать, — примирительно откликнулась Лючка.
Стаканчик так же примирительно сообщил:
— У меня есть почти похожая безрукавка, тоже с десятком карманов. Но я не знал, что у нее такое… дамское название.
— Ничуть не дамское, — со знанием дела возразила Лючка. — Наоборот, мужское, десантное. Такие лифчики надевают всякие спецназовцы, когда идут на операцию, мне дедушкин сосед в Казанцеве рассказывал, бывший майор. Они в карманы толкают, все, что надо: автоматные рожки, фонарики, ножи, пакеты для перевязки, гранаты…
— Надо попробовать, — хмыкнул Стаканчик, похожий на спецназовца, как свечка на бульдозер.
А я вспомнила нашу знакомую тетю Соню. Ее рассказ про первую любовь, про пацаненка с забавным прозвищем…
Тете Соня в последнее время стала часто заходить нам. Раньше она приходила лишь изредка, со своей дочерью тетей Лией, маминой подругой. А тут вдруг стала появляться одна. В выходные или по вечерам, в «послерабочие» часы.
— Валечка, иду с магазина, смотрю, у вас окошечко светится…
Мама была ей рада — по-настоящему, не из вежливости. Тетя Соня — бодрая, маленькая, горбоносая — усаживалась на кухне, пила чай, вела с мамой беседы. Иногда какие-то «закрытые», в полголоса (я вежливо исчезала). А порой громкие и откровенные:
— Ну и что мы поедем в эту Хайфу? Или там меньше стреляют, меньше взрывают, чем у нас? Вы мне скажите, да или нет? Или там меньше берут заложников? Это же безобразие стало одинаково по всей Земле!
