-...ейной мордой...в харю...тыкать...
Наиль Равильевич Гонсалес резко выпрямился и отшвырнул мороженую рыбу прочь, собственный возраст и потрясение от случившегося помешали бедняге самому подняться со скамьи, но вместо благодарности Фирюзе и Маргарите Бочкиной, кинувшимся помочь старику, он тонким старушечьим голосом крикнул: "Хулиганы! Милиция!", и стал мелкими шажками бегать по кругу вдоль стен вокзального холла. Моментально пристроившаяся сзади Фирюза, всегда готовая с чистым сердцем помочь всем униженным и оскорбленным в мире, громко кричала ему в затылок, справедливо полагая, что травма могла вызвать у старика не только видимые повреждения, но и, например, потерю слуха и даже связи с реальностью.
- Да ты что старый! Где ты сейчас милицию то найдешь?! Была, да вся вышла - полицию ори!
Мир Наиля Равильевича рушился - никакого уважения, никакой терпимости, и даже никакого сострадания невозможно получить от этого провинциального быдла! И собрав всю волю в кулак, тщедушный последователь великого Ницше резко развернулся и ткнул Фирюзу указательным пальцем правой руки в лоб.
Но тут распахнулись широкие вокзальные двери, и перед встречающими официальных гостей Виктором Эдуардовичем Лозой, Марибэль и присоединившимся к ним Карпухиным предстала весьма странная картина - молодой человек лет тридцати, сидящий на скамье с уткнутой в коленки головой, непрерывно булькающий, хрюкающий и кашляющий; а также - маленький задиристого вида старичок со свежей шишкой на правой скуле, гордо возвышающийся над сидящей у его ног Фирюзой.
Что же было дальше? Да ничего особенного, потому как человеческое воображение, конечно, может строить города, рождать чудовищ и шутов, и, даже, может заменить реальную жизнь, правда довольно редко и ненадолго, но нашим путешественникам пора бы уже и вернуться к исполнению своих обязанностей.
Хотя Виктору Эдуардовичу все-таки запомнились странные слова молодого гостя, обращенные к дамам (Фирюзе и Маргарите Бочкиной): "Vive la France! Liberté, Égalité, Fraternité! Мы не перевариваемся!"
А вот ответ Фирюзы он уже не услышал: " Дожили! В психушку уже на поездах ездят!".
Все когда-то заканчивается - и радость, и горе; человеческие судьбы, словно карты, неизвестно кто станет козырем, а кто будет бит, но надежда, как тоненькая упрямая ниточка, тянет нас к Богу. Ведь как бы мы не грешили, храбрились и отчаивались, мы верим, исступленно, вечно и непоколебимо, что Господь выслушает наши мольбы о прощении - пусть не простит, но хотя бы выслушает; и мы почувствуем его свет немыслимой белизны и силы, почувствуем даже нашими закрытыми глазами!
