— Не знаю, что её рассмешило, но она хохотала до слёз.
— А она знает, что такое «корова»? — осторожно спросил Блэк.
— Я подозреваю, что да. Потому что потом она спросила про коровьи рожки и их отношение к ангелам.
Билли посмотрел на меня, словно надеясь, что я скажу, будто это шутка. Но это не было шуткой…
— Ты меня разыгрываешь.
Я покачал головой.
— У неё специфический юмор для годовалого ребенка, — я усмехнулся, вспоминая, что Белла, в отличие от той же Рене, всегда понимала мой сарказм. Я видел это по прищуренным глазам и закушенной губе дочери, когда она сидела рядом во время наших утренних подначек с Рене.
Я подозревал, что ранний брак — это не то, о чём мечтала Рене, заканчивая школу. Она всегда хотела уехать из этого города, ей не нравился постоянный дождь, она хотела жить в мегаполисе, а не быть одной из трёх тысяч жителей населенного пункта под названием Форкс. Мы были разными. Но я любил её. Наверное, я мало говорил ей это, всегда считая, что самым красноречивым проявлением любви являются поступки. Но ей нужны были слова, наверное. Жаль, что в нашем случае нельзя сказать, что противоположности притягиваются. Это чудо, что школьный роман с весёлой девчушкой неожиданно перерос в брак.
Я помню, как Рене сказала мне, что беременна. Почему-то я представлял голубоглазого мальчика, который ходил бы со мной вместе рыбачить и на бейсбол… Парня, которого бы я в четырнадцать лет научил стрелять и основам рукопашного боя. Парень, который мог бы продолжить моё дело…
Но, когда на УЗИ нам показали маленькую девочку, я понял, что мои мечты о сыне были не идеальными. Парни бывают откровенными балбесами и шалопаями. Девять из десяти бросают родителей и уезжают в дальние дали, не поступают в колледж, начинают пить раньше двадцати одного или что похуже. Мальчика трудно воспитать, тем более помощнику шерифа. Слишком много времени съедает работа. Слишком мало внимания остается для ребёнка. И редкий ребенок понимает необходимость работы.
«Мой папа шериф». В устах парня это звучит как вызов, хвастовство, тогда как если эти слова скажет девочка, в них будет предупреждение. Только взяв на руки этот маленький попискивающий и дрожащий комочек из рук медсестры, я понял, насколько счастлив, что у меня именно дочь. Но при взгляде в растерянные глаза, которые смотрели как будто сквозь меня, я испытал самый настоящий страх, который не знал никогда в жизни.
Она такая маленькая, такая беззащитная. Кто, если не я, защитит её, такую хрупкую, такую слабую? А если обманут? Обидят? При одной мысли об этом мои кулаки каждый раз непроизвольно сжимались, грозя уничтожить будущего неудачника, который рискнёт её расстроить. Первые месяцы я боялся даже взять дочку на руки. Она выглядела слишком хрупкой для этого мира. Маленькие пальчики меньше моего ногтя на мизинце ввергали меня в шок. Она точно вырастет? — хотелось спросить мне, глядя на её миниатюрность.
