Острее клинка | страница 33
Сзади хлестнул отчаянный свист. Грохнул револьверный выстрел.
Волховский прыгнул на рельсы, упал, подвернул ногу. «Это ерунда, — со злостью подумал он, — я от них уже далеко». Он вскочил, но от боли в ноге охнул и понял, что все кончено.
По перрону прямо к нему бежали жандармы и один за другим спрыгивали вниз.
Публика тоже повалила глазеть, но ее быстро оттеснили. На помощь трем жандармам, упустившим и тут же поймавшим арестанта, из вокзала набежала еще целая куча солдат в голубых мундирах…
Когда раздался выстрел из револьвера, Сергей забеспокоился. Возня на вокзале могла помешать плану. Но ему и в голову не пришло, что этот переполох мог подняться из-за Феликса.
Сергей двинулся навстречу толпе и вдруг увидел Волховского, которого держали за руки жандармы.
Он хромал, но лицо его было совершенно спокойным. Он даже улыбался, словно ему очень нравилось идти с помощью таких дюжих молодцев. А у тех лица были насуплены. Жандармский офицер тоже шагал со свирепой физиономией, и в руке у него был наведенный в спину Волховского револьвер.
О том, чтобы теперь отбить Феликса, нечего было и думать.
Мама ухаживала за Соней, как за больной. Маме казалось, что Соня рано или поздно отойдет от своих страшных дел. Правда, в будущем Соню ждал суд, но она почти уверила мать, что суда бояться нечего.
Для Сони потянулись бессмысленные дни. Единственным утешением было то, что за целый месяц, который отец провел с семьей в Крыму, он ни разу не кричал на маму. История с дочерью научила кое-чему и его.
Маша и ее муж, какие-то высокородные кузины и прочие родственники и знакомые, съехавшиеся на летний сезон в Ялту, проводили время на пикниках, музыкальных вечерах, приемах во дворце великого князя. Соня жила замкнуто, возилась с деревьями и цветами, играла на рояле и читала, читала, читала.
Чтение, как лекарство, на какое-то время отвлекало от постоянных мыслей о товарищах.
Она поднималась на старое кладбище и оттуда подолгу смотрела на море, на Ялту, разбросанную внизу. Там, на горе, ее никто не видел, никто не мешал. У нее была своя сосна у памятника художнику, который умер в Ялте год тому назад.
Все лето она ходила к скромному обелиску, и ей казалось, что молодого пейзажиста она давно и хорошо знает, как брата, как друга. Она помнила некоторые его картины по выставкам в Петербурге, а Маша сказала, что в ялтинском дворце великого князя есть ширмы с пейзажами этого художника. Он их кончал за несколько дней до смерти. А умер от чахотки, задолжав кредиторам…
