В тот год лето пришло неожиданно рано.
Отправляясь на прогулку после полудня,
Фэрымэ старался держаться ближе к заборам в тени деревьев.
Мирча Элиаде. На улице Мынтулясы
Зачем ты пришла?
Кто ты и что тут делаешь? Я не звал тебя, уходи. Моя кровать полна одиночества, эта чужая холодная квартира предназначена для меня одного. Но ты куришь, ты выпиваешь вино, ты надела мою толстовку. Ты – чья-то чужая женщина, может, даже жена, ты улыбаешься губами с размазанной по ним похотью. Ты молчишь, медленно глотаешь вино, смотришь на мою книгу, что я тебе подписал. Зачем-то трогаешь крышку от чайника – туда-сюда ее теребишь. Если ты сейчас же не уйдешь, меня просто разорвет, ты слышишь? Услышь меня. Но ты говоришь, что мне надо выкарабкиваться, что меня всего трясет, что расставание – это всегда маленькая смерть, что мне нужна поддержка и помощь. Чтобы спастись от твоих слов, я сбегаю в ванную, радостно засовываю грязное белье в стиральную машину, пытаюсь влезть в нее и сам. Включаю, звуки стирки заглушают твой хохот на кухне, твое позвякивание бокалом о бутылку. Я наблюдаю, как набирается в машинку вода, как медленно, а потом все быстрее начинает крутиться барабан, но где же Якубович?! Где мой приз?! Ходит машинка ходуном, вытряхивая из меня пепел и опилки. Я набираюсь злости, я раздуваю щеки, возвращаюсь в кухню, отнимаю у тебя бокал, срываю все, что было на тебе, валю на пол – и прыгаю на тебе в такт со стиральной машинкой. Ты кричишь, визжишь, хаотично двигаешь по полу руками, нащупываешь мой тапок и кидаешь его в стекло. А теперь уходи, давай, проваливай. Я допиваю твое вино из горла. Оно – лишь кислота и горечь. Вино чужое, как холодная кровь мертвеца.
«Ну, как ты там одна? Я тут что-то совсем плохо. Выть и жрать хочется. У тебя там что? Привыкаешь одна? К этому можно привыкнуть? Не молчи!»
«Я нормально. По крайней мере, спокойно. Одна пока не привыкла. И девочка все время тебя спрашивает…»
«Я выезжаю. С вещами. Назад. Сейчас же».
«Нет».
Зачем ты пришла?
Сколько тебе лет, порочный ребенок? Давай покурим – и уходи. Пей пиво на улице. Но ты смотришь влюбленно, словно сейчас же превратишься в ласточку. Боже мой, ты почти прозрачная, видно грудную клетку и кишки. Ты куришь и пьешь. Ты рассматриваешь мои книги. Ты ходишь по комнатам, наблюдая, как меня мотает по стенам, как я вхожу и выхожу из гостиной в кухню, из ванной в туалет. Как я подставляю голову под ледяную струю, как я присаживаюсь на корточки, как вздрагиваю от движения лифта в подъезде. Я раздавленная, мелкая мразь, искореженный призрак самого себя. Ты говоришь: «А я вчера с Ванькой курнула. Стою на улице, читаю: „Салон красоты“. Через секунду читаю: „Слон красоты“, а еще через две секунды: „Слом красоты“ – и понимаю: я пропала». Разве ты не видишь? Что ты молчишь?! Чего ты хочешь?! Ты полюбилась моим друзьям, вот иди к ним, иди же, хватит тут курить, это не моя квартира, меня выселят, высекут, убьют. Меня найдут, поймают, обезвредят. Кто-нибудь, найдите меня, я здесь! Ах, ты уже взрослая, значит? Тогда давай, давай, давай… Вот так, да… Вот так, милая моя, взрослая моя… Засучай. Снимай. Покажи измятую изнанку.
