– И вот… Белка и Стрелка подползают к Сергееву, томно высовывают языки, трогают его за ноги и руки, облизывают щеки. Садятся на колени по очереди, потом целуют друг друга. Они же у тебя лесбиянки еще, да? Собаки-то эти? Да-а-а, наверняка-а-а. А Сергеев весь в кайфе, весь растекся, весь стал такой… скользкий, мерзкий, как гадина, червяк, мокрица, паук… Да, о да, еле дышит Сергеев, великий писатель и музыкант. И вот – кульминация. Фанфары! Светят фары! Орут моторы, и все ликуют! Белка и Стрелка, покачивая бедрами, лезут под свои мини-юбки из дешевого трикотажа, виляют медленно задницами и снимают, снимают, снимают потихоньку трусы свои кружевные, с естественным поэтическим ароматом, с привкусом гениальности и индивидуального стиля… снимают, снимают, снимают… – ты выгнулась, облизала губы, кинулась на меня, стала колотить кулачками по макушке, плечам и по лбу и все кричала: – И по роже, по роже, по роже, по роже! Хочешь их трусов, да? Хочешь, да?
Моих тебе мало? Хочешь собачьих, сучьих-вонючих, хочешь?! Беги, пошел, вон из дому и ни костей тебе, ни мяса, ни нового поводка! Беги, псенок, беги. Смотри только блох мне домой не натаскай…
Мне захотелось зарычать, залаять и прокусить тебе правую булку, но что-то перемкнуло внутри головы, и я просто ушел на двух человеческих ногах.
Ушел, чтобы вернуться через три дня и три ночи. Вернуться без крови. Вернуться с сухим и полусладким (примерно напополам) вместо нее.
Белку и Стрелку в те дни я так и не увидел.
Что-то странное в тебе шевельнулось тогда. Ты захотела чего-то нового. И недобрый старый знакомый принес мне это новое-веселое. Ты в тот день словно играла в саму себя, таскала себя по дому, словно куклу. Все жеманничала, стреляла глазами по стенам, таинственно похихикивала, пела идиотские песни.
Мы откушали с тобой нового-веселого напополам. И тебя потянуло за руль. Ты просто открыла дверь машинки и упала на сиденье – смазанная улыбка, блестящие глаза. Я волновался за тебя, хотя и сам становился все веселее и глупее. Мы поехали в квартиру к моему отцу, туда, где случился наш неудачный первый раз.
Казалось, ты ехала во сне. Мы чудом избегали столкновений. И ты… во всем черном, с карими глазами… Я смотрел на тебя, не в силах не смотреть. Черты твои становились все величественнее, все мудрее. Изо рта вырывался уже не смех, а снисходительный хохот над всем сущим. Ты уже не просто крутила руль, ты управляла бытием этими тонкими ручками. Поворот вправо – и все пространство смещается, наклоняется, налетают один на другой дома и тротуары. Поворот влево – и стаи ворон заваливаются, не летят, а сыпятся вниз, смешиваясь в падении с детьми в разноцветных шарфиках и подвыпившими работягами.
