— Неа, не отвезу. Ты мне самой пригодишься.
— В смысле? — У нее от страха свело живот. — Ты чего говоришь-то?
— Да нет! Не боись, я не в том плане. Я не насильник какой. Просто поможешь мне, ну, как баба. Приберешься в доме, пожрать сготовишь.
— Слушай, ты лучше высади меня здесь, ладно? — Она попыталась говорить с ним мирно.
— Да мы уж приехали! Вот если бы раньше мне сказала, я бы, может, и высадил. А сейчас чего? Говорю ж — приехали.
Машина запрыгала по ухабам по довольно широкой деревенской улице, замелькали крыши домов, зеленые мокрые сады, аккуратные участки с грядками.
Она вдруг подумала, что самое важное для нее сейчас — это набраться сил. Он везет ее к себе домой. Вот там она сделает вид, что у нее сил нет совсем и, типа, потеряет сознание. Тогда ему ничего другого не останется, как уложить ее в постель. Может, она сразу уснет, а если нет, то попросит хотя бы хлеба. Надо восстановить физические силы, а уж с головой она как-нибудь разберется.
Машина остановилась перед деревянными воротами, Олег вышел из машины и распахнул их. Вернулся в машину, мотор которой продолжал работать, и въехал в просторный, хотя и захламленный двор. Закрыл ворота.
— Я не могу идти, — сказала она чистую правду. Хотела соврать, что сил нет, а оказалось, что на самом деле не может идти.
— Ну ладно, — Олег невозмутимо вытащил ее за руки из машины и, как мог, неловко поднял и понес к крыльцу.
Дверь дома, серого, старого, неказистого, с голубыми наличниками, он открыл ногой. Внес Зою в темные, пропахшие плесенью и керосином сени, посадил на какой-то сундук, быстро открыл тяжелую деревянную дверь, выкрашенную рыжей масляной краской, и снова поднял на руки. Внес в маленькую, без окон комнатку и опустил на кровать. Ноги ее, неподвижные, уложил поверх голубого покрывала, прикрыл ватным пестрым одеялом.
— Ну ты, это, лежи… Я чайник согрею. Ты голодная?
Она кивнула головой. Что с ней? Почему тело ее не слушается? Но она точно не парализована, в машине-то она двигалась. Значит, не так уж все и страшно.
— Олег, постой…
Он вернулся, посмотрел на нее, обхватив большим и указательным пальцами правой руки свой заросший подбородок.
— Да не спрашивай ты меня ни о чем, не знаю я! — наморщив лицо, сказал он. — Подобрал на обочине, минут сорок тому назад. Больше я ничего про тебя не знаю.
— Может, ты мне врача вызовешь?
— А что с тобой не так? Руки-ноги целы, ты, это, стресс пережила, вот тебя и забуратинило.
— Что-что?
