Дневник обычной женщины | страница 24
……………
— Какие же смешные эти люди там, за окном. Несутся куда-то… И думают, что это и есть жизнь, — тихо сказала обнажённая женщина, подходя и обнимая сзади другую, такую же обнажённую. За окном гостиницы гудела оживлённая автострада ночного мегаполиса. Та другая, молча курила, направляя струйки дыма в открытое окно — вторую сигаретный дым раздражал. Начавшая говорить, нащупала губами пульсирующую жилку где-то слева на шее той, которую обнимала, потом немного задержалась губами на этом островке, и продолжила, также тихо и также не спеша:
— Жизнь — это кусочки застывшего времени, лишь скреплённые ниточками минут, часов, дней, лет… Иногда ниточки короткие, иногда длинные…Длинные переплетаются, наматываются в клубки… Почему-то многие люди именно эти клубочки принимают за частички жизни. Хотя это всего лишь ручейки к тому, что есть жизнь … А ещё люди — дураки. Потому что не знают, что … я люблю тебя, — последние слова были еле слышны.
— Что-что? — переспросила та, которая курила, так и не отрывая взгляд от бесконечного потока снующих под окном машин.
— Ничего… Люди просто дураки. Вообще дураки. Напридумывали себе условностей и мучаются. Они блуждают по коридорам своих собственных жизней, натыкаются на двери запретов… И лишь иногда у них хватает смелости взяться за ручки, которые могут эти двери открыть…
— Скажи, а… Нет, не так…, - нарушила повисшее молчание та, которая всё ещё курила, — Я постоянно думаю, ну почему ты? Почему именно ты стала для меня той, которая…Без которой…Вот уже полтора года… Ты же могла быть мне матерью…
Стоящая сзади усмехнулась:
— У нас получилось открыть одну и ту же дверь… Слышала выражение: «Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперек»?
— То есть… похерь заведённый распорядок?…. Кто это сказал?
— Несколько часов назад, в клубе, помнишь?… Наша рок-богиня исполняла свою песню «Цветы и звёзды»… На стихи того, кто это сказал.
— Хименес?
— Хуан Рамон Хименес. Испанский поэт, — и она вдруг начала читать:
Уже не вернусь. И на землю
успокоенье ночное
спустится в теплую темень
под одинокой луною.
Ветер в покинутом доме,
где не оставлю и тени,
станет искать мою душу
и окликать в запустенье.
Будет ли кто меня помнить,
я никогда не узнаю,
да и найдется ли кто-то,
кто загрустит, вспоминая.
Но будут цветы и звезды,
и радости и страданья,
и где-то в тени деревьев
нечаянные свиданья.
В комнате опять стало тихо, и только шум города иногда вкрапливался в эту тишину россыпью звуков проносящихся машин. А эти двое стояли, отделённые от всех хрупкой условностью приёмного дома.