- Гришка, факультетские твои авторитеты знают? - вмешался Анатолий, выждав паузу.
- Да я бегом оттуда - к Сапогову… после лекции как раз. Да я…
- И что сказал профессор Сапогов?
- «Ах, - говорит, - прямо завидую вам!..» И так жалеет, что ему к Лисицыну самому неудобно… Так жалеет об этом!..
- Наверно, незнакомы?
- Ну, что ты… Нет, конечно!
- А почему же неудобно? Ведь науки ради…
- Э, как ты рассуждаешь… Тут деликатность же, тут тонкость щепетильная! Открытие такое - миллионы в скрытом виде. Не маленькое дело! Сапогов прямо говорит: прилично ли ему вникать в секрет до времени? Да вдруг Лисицын заподозрит в чем-нибудь! Представь себе! Ну, посуди, пожалуйста: прилично ли профессору?…
- Ага, ага, так, ясно! Дело денежное! - вдруг очень шумно обрадовался Осадчий. Он хлопнул ладонями, потер их и плутовски прищурился.
- Ч-чепуха! - рванувшись с места, закричал Зберовский. - Вечно сводишь к барышам! Лисицын так не думает - он сам мне объяснял!
- А, что бы он ни объяснял, есть законы логики…
- Для счастья человечества! Уверяю, будет новая эра в истории!..
- Это синтез-то? Григорий, не смеши!
И пошло словесное побоище. Спор вначале принял яростный характер. Но один из спорящих выдохся уже, наговорившись, а другой наседал со свежими силами. К тому же доводы Осадчего казались не такими легковесными, чтобы их просто было опровергнуть. Скажем, вот хотя бы хлеб и сахар - да разве они могут удовлетворить все сложные человеческие потребности?
Осадчий посмотрел на Зберовского, потом на Матвеева.
- Нет, братцы! - бросил он, энергично тряхнув головой. - Нам нужны и жилье, и железные дороги, и одежда, и домашняя утварь, и медикаменты, и оружие, и, наконец, - послушайте! - пища… множество продуктов, которые нельзя сделать в химической кухне. В чьих руках, - он повысил голос, - в чьих руках эти блага останутся? В тех же жадных руках! Если будут по-прежнему угнетенные и угнетатели, новой эры не получится!
- Николай! - между тем окликнули его из коридора.
Там стоял Кожемякин, подзывал к себе пальцем. Дальше в полутьме виднелись двое: Захаров и какой-то юноша, по-рабочему одетый, не бывавший в мансарде никогда. Осадчий сказал Зберовскому «Сейчас» и вышел в коридор, прикрыв за собой дверь. Все в комнате замолчали.
Было слышно - за дверью разговаривают шепотом. Негромко покашливал Захаров. Потом донесся звук шагов и шорох, будто волокли по полу что-то тяжелое. Приглушенный возглас: «В угол ставь!»
- Что они делают? - спросил Крестовников. - Тайны мадридского двора, черт их, доморощенные… Пойти взглянуть, а?
