- Так точно! - гаркнул извозчик и повернулся к седоку. - Гвардии конно-гренадерского полка рядовой Егор Егорыч Ферапонтов.
Он смотрел честными, по-детски ясными глазами. Лисицыну его лицо понравилось.
- Скажи, Егор Егорыч, долго на Земле будут жить люди?
Извозчик усмехнулся: «Чудит барин!»
- Попа надо спросить, ваше благородие.
- Ну, а ты как полагаешь?
- Думаю, осмелюсь доложить, конца света не предвидится.
«Святая наивность»,- подумал Лисицын.
Через неделю, перелистывая труды шведского физика Аррениуса, он встретил интересное место - мысль, окончательно его взволновавшую. Углекислота, говорит Аррениус, обладает редким свойством поглощать невидимые лучи, например те лучи, которые отбрасывает в пространство нагретая солнцем Земля. Углекислота в воздухе над Землей - как стеклянная крыша над оранжереей. Она окутывает Землю, как прозрачная одежда. Если ее станет больше, климат Земли потеплеет. Аррениус вычислил: даже ничтожная прибыль углекислого газа в атмосфере, скажем до одной десятой доли процента, могла бы вызвать потепление по всей поверхности земного шара на восемь-десять градусов Цельсия. А для дыхания это было бы и незаметно и безвредно.
Лисицын перестал писать свою книгу.
По обледеневшей мостовой прыгали голодные воробьи. Один из них взлетел к окну, уселся на каменном выступе, постучал клювом в стекло, зачирикал, потом нахохлился и смотрел черными бисеринками-глазками.
- Не понимаешь ты ничего, - сказал Лисицын воробью, остановившись возле подоконника. Воробей за двойными рамами не чувствовал опасной близости человека. - Ничего не понимаешь! - за стеклом говорил ему Лисицын. - Углекислота - это крыша, под которой тепло. Плохо ли? Потом, она - пища для растений. Стоит добавить в воздух одну десятую процента - сообрази: одну десятую! - и тогда ты, воробьишка…
Он ткнул пальцем в стекло - воробей вспорхнул и исчез.
- Одну десятую! - крикнул ему вдогонку Лисицын.
«Пальмы вырастут в широтах Петербурга… Урожаи пшеницы по три раза в год…»
Дух захватывало от таких мыслей.
Когда фрау Шеффер забарабанила ногтями в дверь, Лисицын отказался от ужина.
«А что, если эту самую, - побледнев, подумал он, - одну десятую, мы человечеству дадим?»
