«…Не говоря уже о нашей ответственности перед нашими дорогими…»
Не мог поверить в успех предприятия. Похоже, их не услышал никто. Они сидели на полу в своем закутке, кажется, никем не замеченные, под каким-то щитом с выразительным рубильником (хорошо не схватил), они могли бы при желании увидеть кандидатов от блока, в семи шагах от них восседавших на сцене, – но Тетюрин боялся повести головой, а у Жанны глаза были закрыты.
– Знаешь, – тихо сказала Жанна, не открывая глаз, – ты теперь наш. Ты – нонтипикалист, понимаешь?
Тетюрин промолчал.
– Я занималась сексом в Третьяковской галерее, в музее этнографии в Петербурге, в Смольном и даже на объединительном съезде центристских партий, но с тобой, здесь, лучше всего, поверь.
Тетюрин поверил.
Интереса к происходящему по ту сторону экрана Жанна более не проявляла, ей предстояла борьба с некоторыми неудобствами; потом они выбрались отсюда, бочком, бочком, и почти бегом, как дети, рванули назад – к служебному входу, в данном случае выходу; там Жанна зашла в туалет; Тетюрин вышел на воздух один – под шум начинающегося фейерверка.
К нему подошли четверо – с четырех сторон.
– Писатель Тютюнин? – спросил один, намеренно коверкая фамилию, – и над чем вы сейчас работаете?
– В чем дело? – сказал Тетюрин.
Его как-то ловко оттесняли в сторонку – поближе к ограде.
– Минутку! – сказал Тетюрин, оценив ситуацию: четыре наглые рожи, а вокруг праздник.
И услышал Тетюрин:
– Тють!
Чужая ладонь проехала по его лицу – снизу вверх, плюща нос и задирая кверху подбородок; тут же он получил кулаком в подбородок снизу – не сильно, вопросительно как бы.
– Тебе мама не говорила, что дразниться нехорошо? Тебя никогда не учили вежливости?
Тетюрин замахал руками, не то обороняясь, не то нападая. Ему дали под дых. Тетюрина согнуло всего, он ловил воздух ртом.
– За Каркара, – пояснил один.
– Знаешь Каркара? – поинтересовался другой совсем не злым голосом.
Выпрямили, схватив за волосы; еще раз под дых – посильнее.
– Говори: Каркар лучше всех!
Он бы и не такое сказал, но мог лишь хрипеть:
– Кр… Кр…
– Тебе разве мама не говорила, что нельзя смеяться над чужими фамилиями?
Били его не торопясь, как бы с ленцой, как бы задумчиво, обстоятельно, словно не хотели избиваемого лишать возможности осмыслить каждый отдельно взятый удар – по почкам, по печени, по голове – ё, ответил тетюринский мозг на тупую боль между ног, – Копейкина как… – и, услышав:
– Тебе за Копейкина, – сквозь дикую боль между ног Виктор Тетюрин еще удивиться сумел и своей прозорливости, и тому, что Копейкин при чем? (а в самом деле, при чем тут Копейкин?… если Каркар?…) – главное, стоять на ногах, но и это не главное.
