Дайте мне обезьяну | страница 108



– Костя, тебе нравится Жанна?

– Жанна?… Ну, Жанна… Почему такой странный вопрос?

Жанна и Костя. Жанна на костре.

– Что ты позавчера делал с ней в краеведческом музее?

– Ничего. А что можно делать в краеведческом музее? Тем более с Жанной?

Костя вошел в Риту.

На дисплее погасла авторская последовательность букв, созданная несуществующим Самсоновым. Появилась нехитрая заставка, установленная еще бывшим пользователем – бегущая строка:

Сядь и работай. Сядь и работай. Сядь и работай. Сядь и работай. Сядь и работай.

Вероятно, это было жизненное кредо Тетюрина.

Глава тринадцатая

1

Утром по радио звучало:

Ворюги, знайте место!
Возмездие идет!
А новая невеста,
Она и нас спасет!

Перед обедом слышалось:

Великий гнев, как тесто,
Безудержно растет!
А новая невеста,
Она и нас спасет!

После обеда – в рекламном блоке:

В одежде из асбеста
Любой в огонь войдет!
А новая невеста,
Она и нас спасет!

Вечером гремело:

Пусть крепнет марш протеста!
Вперед! Вперед! Вперед!
А новая невеста,
Она и нас спасет!

Наконец, перед сном:

Как строки манифеста,
Нам ветер принесет:
«А новая невеста,
Она и нас спасет!»

Подобно тому, как во времена, овеянные преданиями, Главная Газета Страны печатала лозунги к Первому мая, так и местная «Живая вода» за день до свадьбы (и за три до элекций) опубликовала полный свод Коляновых кричалок. Помимо того, кричалки распечатывались отдельными листовками.

Но не все были понятны народу. Озадачивала, например, следующая:

Идет борьба за место.
Пастух овец пасет.
А новая невеста,
Она и нас спасет!

– Это что еще за эзотерика? К черту пастуха! – и Филимонов собственноручно вычеркнул еще в рукописи.

Колян объяснял, что здесь он апеллирует к коллективному бессознательному, его не слушали. Он уже было смирился с цензурой, но в последний момент не удержался все-таки – воспользовался общей суматохой и внес хитростью и безответственностью пастушью кричалку в список на размножение, чем и удовлетворил свое авторское тщеславие. Одной больше, одной меньше – никто, кроме него, не заметил.

– Распыляемся, распыляемся, – повторял Борис Валерьянович Кукин, имея в виду спонтанные творческие порывы коллег, абсолютно не управляемые и не контролируемые. – Надо сосредоточиться.

Худший образчик распыления демонстрировал Геннадий Григорьев, которому в его Петербурге, по всей видимости, делать было совершенно нечего. Он явно зациклился на Богатыреве. Последняя анаграмма дошла до Косолапова через третьих лиц, а значит, с риском быть перехваченной. Вот бы порадовались конкуренты.