Петьо кажется, что время остановилось, растаяли все мысли…
Немного погодя раздается ее голос:
— Спрашивай.
Петьо не знает, с чего начать. Трудно так, вдруг. Он приподнимается, пытается освободиться из ее объятий:
— Скажи, что ты собираешься делать после института?
Шелла прыскает:
— Нашел время спрашивать.
— Нашел.
— Могу сказать — не знаю. Не знаю, глупыш. А ты?
— Я вернусь в бригаду Крика, я ему нужен.
— Хватит с этим твоим Криком, если еще раз произнесешь его имя, между нами все будет кончено.
Петьо одевается. Шелла удивленно смотрит на него. Впервые мужчина сам уходит от нее. Неужели уйдет? Нет! Он ей нужен. Она вскакивает с кровати. Черные волосы рассыпаются по спине. Да он и мечтать не мог о такой спине, о таких волосах.
— Ты слышал, что в Америке на концертах выступают голые женщины. Они исполняют Баха и Бетховена, Моцарта и Мусоргского. Хочешь, я тебе сыграю «Лунную сонату»? Хочешь? — растерянно спрашивает она. — Я могла бы стать великой пианисткой. Могла бы потрясать публику своей игрой, но меня не приняли в консерваторию. Отрезали все пути… Сказали, нет способностей… Но у меня есть красота, и, если бы это была Америка, я бы выступала обнаженной и стала бы тем, кем хотела. Слышишь? Но у нас так нельзя. Прошу тебя, будь моей публикой. Умоляю…
Шелла бежит к пианино. Поднимает крышку и плачет.
Петьо спускается по лестнице. Но у входной двери останавливается. Наверху раздается музыка. То нежная, то бурная, то гордая, то грустная. Музыка — плач. Он стоит, вслушиваясь в мелодию.
— Может быть, — говорит он, сам не понимая, что хочет этим сказать, закрывает дверь и бежит вниз по аллее.
Звуки пианино догоняют его. Музыка толкает его, но он ничего не чувствует — думает совсем о другом. Мысленно возвращается опять в квартиру Джони. Ему хочется видеть глаза своих друзей, проверить сказанное, то, что они не назвали — может быть, оттого, что сами не понимали.
— Будет очень здорово, — сказал он им. — Крик — замечательный мужик. Будем помогать на монтаже, получим двойную пользу — нам заплатят и немного познакомимся с техникой.
— Не будь смешным и смотри, чтобы не узнала Шелла, она нам организовывает такие фиесты, что мы просто балдеем, но ее легко рассердить.
Тогда он попытался рассказать им о юном инженере, что притащил с собой белые чертежи Икономова, но они снова припугнули его Шеллой…
«Великая музыкантша» спит сейчас в том виде, в каком играла, — обнаженная или нет? Надела комбинацию? Одна бретелька спустилась вниз, и видна белая грудь…
