— Слушай, а что, если тебя сделать освобожденным партсекретарем бригады? Можно так сделать?
— Как это «освобожденным»? По уставу не положено.
— Ну зачем тебе, в самом деле, лазать в забой? Будешь заниматься снабженцами, сменными техниками…
Владо усмехнулся и молча пожал плечами.
— Бригада зарабатывает хорошо. Заработаем и на твою долю…
— Ну-ну, — махнул рукой Владо. На том разговор и кончился.
В ту же ночь Спас напился, тогда и случилось несчастье с Киной…
Честно говоря, Спас до сих пор простить не может Владо этот разговор. Он опять достал бутылку из кармана и выпил.
Владо умеет командовать, причем так, что люди слушаются его беспрекословно. И без всяких обид. После того как он обвинил его на собрании в недостаточной классовой сознательности, Спас три дня не разговаривал с ним и все искал повод выгнать его из бригады. На четвертый день, когда бурил один Владо, а остальные занимались крепежным материалом и подгоняли стойки, Спас подошел, посмотрел на его работу и вырвал бур.
— Вот как надо работать! — заорал он, хотя и сам работал ничуть не лучше. Бур шел хорошо, но вдруг врезался в скальную породу и загремел, как пустая жестянка по булыжной мостовой. Спас напрягал все силы, водил бур вправо, влево, вниз, вверх, но сверло,-плотно врезавшись в камень, не двигалось с места. Подошел Владо, взял бур, мягко подал его на себя, и он вновь застрочил, как швейная машина.
И ведь никто его этому не учил…
Удар! Труба вошла в мягкую землю, как нож в масло. Спас уже давно не чувствовал своих рук. Он не мог их увидеть в темноте и поэтому дотронулся до щеки пальцами — они оказались липкие, словно намазаны клеем. То ли это земля мокрая, то ли сорваны ногти и с остальных пальцев… Важно, что нет боли. А резь в желудке все еще есть. В таких случаях Кина обычно высыпала какой-то порошок в стакан минеральной воды. И он выпивал. Хорошо, когда человек выпивает. Спас терпеть не мог тех, чистеньких и правильных, которые пьют только лимонад. Не зря же люди изобрели ракию! Особенно хороша сливовая. Выпьешь — и душа радуется, все кажется интересным, новым. Не зря и корчму изобрели. Как может здоровый мужик обойтись без корчмы? Ну, а раз нет ракии, можно выпить и коньяку. Спас вновь достал бутылку. Выпил. Но и коньяк уже не помогал. Голова трещала, губы пересохли.
Воздуха не хватает, и в груди горячо, как в печке. Последний удар здорово смял трубу, и теперь он в ней не может даже повернуться. Отгребать землю под себя! Сколько еще? Два удара? Две пяди. Два глаза. Два человека. Он и Параско. Параско сейчас бьет с разгону вагонеткой по трубе. Параско сейчас занят. Вокруг него дым коромыслом. Люди орут, бегают с носилками, трезвонят телефоны, подъезжают машины с врачами и с кислородными аппаратами… А если труба еще раз сомнется — конец! Завтра появится некролог. Два! На них обоих. А может, и один. Только на Владо. Нет, один не может быть. Один! Спас не выносит этого слова. Что значит один? Разве может быть человек один? Ведь люди же! Не говорится же «один людь»…
