Шевеля руками и ногами, Аля убеждалась: ничего, отдохнула.
— Сама проснулась? — села в постели Зина. — Славочка, пора, открывай глазки.
Тот недовольно буркнул:
— Что я, маленький? Глазки…
Вся казарма загудела. Просыпались люди трудно, усталость и свежий воздух делали сон долгим и крепким.
Ополаскивая лицо над длинной, со множеством кранов, мойкой, Славик крякнул:
— Ух-хо-кри-и-хо, хорошо! Да, Аль?
— Угу! Я всегда ледяной водой умываюсь, сон отлично снимает и лицо такое тугое делается.
Завтракали с аппетитом. Уминая сардельку с пюре, Зина приговаривала:
— От такой еды силы на тысячу окопов…
У дверей столовой их ждала Пана, разговаривая с Яшей.
— Первым приходит, последний уходит, как капитан на корабле, — похвалила его Пана ласково.
— А я и есть капитан, товарищ боцман. Привет, матросики, — и его узкое, носатое лицо зацвело улыбкой.
Шли в густой предрассветной темноте спокойно, как раз успевали к началу работы, а она здесь — световой день, ни больше, ни меньше.
По долинам и по взгорьям
Шла дивизия вперед…
У Славика голос красивый, альт, слух верный.
— Ну, соловейка мой голос показал, оклемался здесь, — успокоенно сама себе сказала Зина.
Славик пел с раннего детства. И вообще в их дворе на Малой Бронной петь любили. Пели взрослые, каждая семья по-своему, в основном по праздникам. Женщины пели за домашней работой. Мама мурлыкала русские, из репертуара Ольги Ковалевой:
Платок белый, сини коймы,
Расставаться сердцу больно…
Близняшки предпочитали частушки:
Мой миленок, как теленок,
Только разница одна —
Мой миленок хлещет водку,
А теленок никогда!
Нюрка присоединялась то к маме, то к близняшкам. Барин любил душещипательные романсы, а вот Нинка совсем не пела: ни голоса, ни слуха. Зато ребята под вечер, устав гонять по церковке, как они звали церковный двор, забирались на чердак, свешивали ноги из окна на крышу и выкрикивали:
Никто пути пройденного
У нас не отберет,
Конница Буденного,
Дивизия, вперед!
— Разгалделись, как галки перед дождем, — ворчала Семеновна, разметая двор старой метлой.
Маленький Славик через вечно расхристанную дверь второго номера пробирался на чердак к старшим ребятам, втискивался между Алей и Игорем и сейчас становился солистом. Он вел мелодию точно и уверенно, а остальные, став хором, вторили. Пашка тоже приплетался к черному ходу второго номера и слушал, не поднимая глаз, мурлыча себе под нос их мелодию. Горька являлся позже и изображал то, что ребята пели: скакал конем, махал саблей, жеманился красной девицей…
