Отъезд на трудфронт задержался, отправились провожать явившуюся Натку.
Санитарный состав оказался таким солидным, вагоны новые, с красными крестами на зеленых боках, в окна видны подвесные койки, весь персонал в белых халатах, и Натка тоже. Ей к лицу белое, такая славная, розовощекая, глаза ласковые.
— Повлюбляются в тебя и врачи и раненые, — предрекла Аля.
Стоявший рядом очкарик в белом халате внимательно посмотрел на Натку и стал торопливо поправлять сползающие очки, покраснел, но не отвернулся и не ушел. Аля шепнула:
— Вот твоя первая жертва…
Расцеловалась Натка со всеми. Славик вспыхнул от ее поцелуя, а маленькая Люська, которую привезла на вокзал Мачаня, обняла Натку, залепетала:
— Я тебя буду ждать, плявда, плявда.
— Жди, приеду, мы ж туда-сюда кататься будем, — спустила Натка девчушку на перрон. — Все ждите!
— И меня ждите, — попросил очкарик.
Дружно крикнули:
— Бу-дем жда-ать!
Натка ловко вскочила на подножку вагона, за нею очкарик, машут руками, улыбаются. Ушел санитарный поезд, Зина рыдала:
— Сколько можно провожать?! Когда же встречать-то начнем, милые мои?
Взяв за руку Люську, Мачаня строго сказала:
— Надо быть сдержаннее. Пойдем, доченька.
Остальным было с ними не по пути. Подхватив ватное одеяло и большую сумку, Зина сказала:
— Ей что, у нее сердце самолюбное, хоть все провались.
В центре пересели на другой трамвай, в метро было не с руки, и покатили на свой трудфронт. Почти и не опаздывали, если там начало работ с девяти… А Зина все шмыгала коротким носиком, не могла успокоиться:
— Это ж надо, и Наточка сегодня, и Денис средь ночи убег с Машей, да она не провожать, а, как Настась Пална с Нюрой, на работу, и мы покатили обороняться. Все, разом. В доме, считай, пусто, Пашутка да Люська сторожевать Мачаню остались.
— Хватит, Зин, тоску нагонять, — тихо попросил Славик, и пошел к старику вагоновожатому.
Аля тоже подошла к ним. Славик упрашивал:
— Дайте порулить, а?
— Это ж не велосипед, вагон центровать надо… Сам еле владею, с пенсии сняли на подмогу, а все из-за Гитлера, чтоб его вывернуло наизнанку.
