Стараясь понять, в чем секрет Нюркиной походки, Аля внимательно следила, как она ставила массивную ногу… вроде подошва у нее мягкая, нога перекатывается с пятки на носок. Наверное, так легче, не всей ступней сразу на землю. Это у нее от прошлой работы, проводница почти все время на ногах, пол под ногой в вагоне неверный, вот и приспособилась.
— Женщина в любом деле самый надежный работник, — сказала Вера Петровна.
— Мне бы Славика уберечь, — затвердила о своем Зина. — Отец-мать на Севере, золото ищут, оно в сейчасную пору для оружия нужно, чем покупать за границей. А Славик такой смелый, того и гляди на фронт вдарится. На завод без спросу пошел…
— Зато карточка рабочая, — напомнила Аля.
— Это дело второе, отец-мать посылки шлют, я себе лишнего не позволяю, ребенок накормлен. Говорила, уедем в какую-нито Туркмению: спокой, живи себе, так и не слушает, хоть вяжи, да не осилю. Почти с тебя, Аленька, вымахал, красавчик мой… таким бравым мужчиной будет, всех завлечет. — И Зина улыбнулась, круглое лицо засияло, и так это было непривычно, что все тоже заулыбались.
— Ваше счастье, что ему только пятнадцать, пока дорастет до восемнадцати, война будет только в воспоминаниях, — грустно сказала Вера Петровна.
Благодарно кивнув, Зина побежала к себе, в третий номер.
— Молоко носит ваша молочница? — спросила Анастасия Павловна, заглядывая под приподнятый угол пледа на малыша. — У меня овсянка есть, пришлю с Алей, маленькому это хорошее подспорье.
— Спасибо. Знаете, Анастасия Павловна, Муза уехала, и мне спокойнее стало, Пашутка теперь только мой…
Она не договорила, из ворот спешила Нюрка с бидончиком керосина:
— Бегите, керосин привезли. — И поставив бидончик, махнула рукой на зенитчиц: — Им что? Вот летчикам — жуть. Вдарила вражья пушка, и нет человека, в распыл! Моряк, тот выплыть может, или выловят. Да-а… а страшней всего танкисту. Заест, к примеру, люк, ни входу, ни выходу, а танк раскаленный, каюк. Пехоте сподручнее, землица спасает, где ложбинка, где бугор. А уж самый фарт артиллеристам, попукивай на расстоянии, так что, Алюшка, женишок твой вернется, свадьбу гульнем, будь здоров! Чего за керосином не бежите?
— Есть у нас… — отозвалась мама, недоуменно глядя на Нюрку.
— Самое страшное попасть к фашистам, — тяжко вздохнула Вера Петровна. — Я хронику не могу смотреть, да теперь и некогда. Такой ужас… вешают, расстреливают…
— Видала и я… разруха, побитые… А они бы не пускали к себе тех фашистов! — взорвалась приутихшая было Нюрка.
