— Я на фронт иду, — и в голосе торжество.
— Вот это да!.. — Но Аля вдруг спохватилась: — Как это на фронт? Кто тебя берет?
— Военкомат. Мне же девятнадцать. Я на вид слабенькая, а на самом деле…
На самом деле Соня такой и была, и от этого Алю прожег стыд: одинаковые щепки, только ей самой нет восемнадцати. Самое же плохое — и в голову не приходила мысль добиваться фронта.
— Дай свой адресок. — Соня вынула из кармана блузки записную книжечку. — Ответишь?
— Еще бы… А проводить тебя можно?
— Сегодня все узнаю точно, приду в ночную и расскажу.
Но в цех Соня больше не пришла. После смены она заторопилась. Даже не сполоснулась под душем, и Аля к челночку шла одна. Ее догнал Дима, увязался. Але стало не по себе, пора кончать эти глупости, вон Соня идет к главной цели, а тут какие-то хаханьки.
— Ты бы на кого-нибудь переключился, вон сколько красавиц сохнет по тебе.
— Я вот тебе никого не присватываю.
— Я же серьезно.
— Ты дурочка или прикидываешься?
— А в чем дело? — остановилась Аля, подняв брови.
— Вот в этом: больно гордая, — и он повернул обратно к заводу.
— Так обиделся, что забыл, куда идти? — смягчилась она.
— Правильно иду, на казарменное положение.
И пошел, круто так, чуть не налетев на тетю Дашу, такую широкую — и не заметил…
— Весь расстроенный парень, сам не свой, только бы плакать. Так не приучен, — вздыхала тетя Даша, шмыгая крупным носом.
— С чего ему плакать? Или на фронт берут?
— На фронт бы ему по нынешней его долюшке в самый раз, да не берут, большой мастер.
— Тетя Даша, что у него стряслось?
— Говорил сейчас Иванов своей Катюше: разбомбило у Димы хату, вот… и свекрови у тебя теперь нет, сама детишек вынянчишь, вот она война…
— А мне он ни слова…
— Мущщина настоящий… Восьмой год мы вместе с ним работаем, уже вроде бы и родные… совсем мальчишечкой пришел в цех, смышленый, уважительный, такой добрый…
Глядя на две резко блестевшие линии рельс, Аля не заметила, как человек увез тетю Дашу. Стояла одна, растерянная, виноватая. У человека такое стряслось, а она… И все же… Какая в войну женитьба для любого человека, а уж для нее и вовсе ни к чему.
А Диму жаль, очень, очень…
