Работая, Аля не могла освободиться от неприятного чувства подавленности. Все в цехе принимали эту игру «в обжимки», как окрестила ее тетя Даша, а вот она, Аля, не может…
— Обидел? — спросил, подходя к ней, Дима и протянул пирожок, да с таким обезоруживающе-виноватым видом, что невозможно отказать ему.
— Спасибо.
— Мир? — просиял Дима. — Учти, пекла твоя свекровь. Я это серьезно, — и скрылся за станком.
Оттаскивая ящик набравшихся гильз к проходу, чтобы легче было его забрать грузчикам, Аля наконец-то поняла: Дима сделал ей предложение. Первое в ее жизни. Не считая шутливого сна Игоря под старый Новый год, в котором он видел свою будущую жену:
— Смотрю, а она такая знакомая, вроде бы ты…
Аля сочла это признание за подначку. Но то было год назад. А теперь вот Дима — с пирожком от свекрови. Неужели ни один парень не умеет сказать: я тебя люблю, будь моей женой? Или это устаревшая формула? А уж парадный костюм и цветы для таких случаев вовсе анахронизм? Или она сама старомодная, хочет чего-то книжного? Да все это ей ни к чему! В семнадцать лет замуж? Обалдеть! И тут же ужаснулась: о чем думаю? Война же…
А дома письмо от Игоря. Неужели? Наконец-то.
«Нет такой дружбы, которая не знала бы ссор… Если я обидел тебя болтовней… она мой щит…»
О чем он? С фронта — и такое…
Посмотрела на дату в конце письма… довоенное! Еще из училища. Из-за чего же они тогда поссорились? Кажется, из-за Алеши Карамазова.
— Вере твоего Алеши нужно подкрепление чудом.
— А что такое чудо? — спросила она.
— Человек. А не труп старца.
— Старец был человеком, облегчал души.
— Обманывал. Посюсюкает, а есть людям все равно нечего.
— Не мог же монах революцию устроить!
— Вот именно. Алеша жил эмоциями…
— Разум без эмоций… — И пошли-поехали в разные стороны.
Дурачки, смешные дурачки.
«Теперь твое право сказать: «пеняй на себя», или… ты простишь меня?»
Чего прощать? Только бы прислал настоящее, теперешнее письмо. После двадцать третьего июня. Именно в то утро постучали. Аля вскочила с постели, накинула халатик. В дверь просунулась мятая со сна физиономия Барина, и он скороговоркой, с дрожью в голосе зачастил:
— Звонил Игорь с Курского вокзала… Его эшелон… все училище на фронт. Велел тебе и деду Коле передать. — И, задышав прерывисто, схватился за волосы и захлопнул дверь.
Аля подняла всех, даже Пашка вылез из постели жены. И успели.
На перроне одни военные. Все в одинаковом зеленом, или, как теперь говорили, — цвета хаки. Который из них Игорь? Узнал дед Коля. Крикнул необычно, как никогда не называл Игоря:
