— Отравишься, самолаборатория! — крикнул отлаживающий соседний станок худой, беловолосый парень.
Ей стало неловко, стыдно — и за незнание, и за любопытство. «Молоко» оказалось пресным, без запаха, вроде мутной воды.
— Это эмульсия. Посчитай, сколько делают оборотов сверло и резец.
— Много… — нахмурилась Аля.
— Правильно. И от этой крутежки они сильно нагреваются. Вот их и охлаждают эмульсией.
Надо же придумать: молоко льют на железо! Дурында. Но не говорить же этому беловолосому, что завод она увидела вблизи только теперь, на Малой Бронной их нет.
Осторожно сняв жестким проволочным крюком стружку с резца и сверла, бросила ее в ящик и глянула в проход. Рабочие выключили станки. Ага. Перерыв. Подождав, когда кончится пруток и последний стаканчик упадет со звоном в ящик на своих собратьев, Аля выключила станок и, взяв сверточек с выступа фундамента, пошла к полуавтомату Сони. Вместе уселись на кирпичную бровку перед цехом, поели, угощая друг друга. Аля положила голову на узенькое плечо Сони. Из цеха выбежала стайка токарят, парнишек лет по четырнадцати, они расселись напротив, на такой же побеленной бровке.
— Сонь, ты нас не разлюбила? — крикнул один из токарят.
— Надо проверить. У меня с вами любовь, как у Деда Мороза с Весной. Чуть солнышко пригреет, наша любовь тает.
— А сейчас июль… — вздохнул другой мальчишка. — Безнадежно. Эх, поспать бы… минуточек шестьсот.
— Вот я тебе сейчас посплю… — И Соня привстала.
А мальчишки и рады, повскакивали, хохочут.
Они перешучивались с Соней, будто Али здесь не было. Взглянув на свои часы, Соня поднялась. Ребят словно ветром вдуло в цех.
— А почему они со мной не разговаривают? Боятся, что ли, меня? — не без обиды спросила Аля подружку.
— Стесняются. Ты симпатичная.
— Это на тебя они не должны глаз поднимать, блондинка с карими очами.
— Мы с ними вместе по Таганке гоняли, я им своя. И я постарше тебя, уже девятнадцать, вроде пионервожатой для мальцов этих. — И застенчиво улыбнулась.
В проходе шириной с Малую Бронную контролер ОТК, она же табельщица, статная Катюша лениво отпихивала рыжего коротышку, начальника смены Иванова. Соню схватил, к изумлению Али, Мухин, и его лицо залучилось морщинами — улыбался. Соня острыми локотками оттолкнула цыплячью грудь мастера и пошла к своему станку. Мухин надвинул кепочку на глаза:
— Эх, в трубу меня…
Аля и не заметила, как на нее налетел Дима. Она не сопротивлялась, только изумленно смотрела в его худое, разгоряченное лицо. И Дима разнял руки, отвел светлые глаза.
