Разозлившись на «маленького» и от приставаний Инги, Славик царапнул ее:
— Что вы придумали, тетя Инга?
Инга закатилась смехом:
— У котика характер!
Тогда Яша взял лопату у Али. Копая, спросил:
— Прижилась в казарме? Я вам, золотые, сегодня такой каравай принесу, аж горячий!
Побросав землю с полчаса, Яша вздохнул:
— Надо посмотреть, как там печь чинят.
— Как же это она у вас сломалась? — спросила Инга, опираясь на лопату для отдыха.
— Прямым попаданием.
Все перестали работать, смотрели на Яшу с испугом:
— Когда же?
— Ночью. Скинул зажигалку, одна угодила в трубу, вспыхнула, полезли тушить, да перестарались. — Он выбрался из траншеи, помахал рукой: — Нажимайте, родненькие, этот окопчик может понадобиться, хотя я против.
Аля выпустила из рук лопату. Она смотрела на горизонт, бледный, почти бесцветный, с едва заметной розовой дымкой у земли, которая, поворачивая к югу и юго-западу, расширялась. Обернувшись, Аля увидела молочно-желтый шар — затянутое туманом солнце, оно было невысоко и силилось растопить дымку. Неужели там, перед солнцем, враг? Фашисты. Немцы. И почему так тихо? Или перед наступлением всегда затишье? Что-то нереальное в этой тишине, угрожающее. Придвигается фронт. Какой он? Люди, танки, огонь сплошной лавиной? А ведь Игорь опять на фронте. Сердце сжалось от тревоги и бессилия. Мучительное, почти реальное видение: Игорь раненый, один вот в таком чисто-полюшке, и ни души кругом. Ранен в бою. Но что такое бой? Как тогда у него, лицом к лицу с врагом? Но он уже не на бронепоезде, он артиллерист. У него батарея, при выпуске он считал себя командиром батареи. Сколько пушек в батарее? Ничего она не знает и спросить не у кого. Видела вблизи только зенитную установку на крыше соседней с домом школы, но не удосужилась даже стволы посчитать. Когда стреляли зенитки во вражеские самолеты, по асфальту двора и Малой Бронной шпокали осколочки разорвавшихся зенитных снарядов. А в затишье на крыше девичьи голоса: «Тоня! Аня!» — и смех.
Аля вылезла на поверхность, пошла к домику. Дверь была с обратной от окопа стороны, и никто не видел, как она зашла в дом.
Всего кухонька и одна комната. Посредине комнаты — лавка, узкая, короткая, сесть двоим, не больше. Она села. Надо прийти в себя, а то остальные заметят ее смятение, тоже заволнуются.
Фронт — не Малая Бронная. Он похож на огромного Змея Горыныча, длинный, на многие километры, весь клокочет огнем и дымом, а люди такие маленькие, беспомощные… Идут, а на них снаряды, пули, штыки. Смогла бы она сама быть в этом страшном месиве огня, металла, боли? Но почему Игорь должен погибать, а она отсиживаться? Сразу после трудфронта они со Славиком разыщут подходящие краткосрочные курсы, выучатся, а уж тогда никто из военкомата не посмеет завернуть их обратно. С таким решением Аля вернулась к работе.
