Парень из Сальских степей | страница 18
Взглянув на этого атлета с седеющей головой, всклокоченной бородой и быстрым взглядом, ты невольно подумал бы, что он, подобно Илье Муромцу, проспал тридцать лет и три года, но сейчас вскочит и одним пинком отбросит в угол свое кресло на колесах.
Это был самый странный заведующий самой странной в мире мастерской.
В мастерской работали только те, кто хотел, и тогда, когда хотел… Никакие уроки, никакие расписания занятий не нарушали ее веселой бесшабашной жизни. Иногда, по секрету от Нины Петровны, здесь трудились до поздней ночи; иногда же мастерская замирала, так как вместе с клубами дыма исчезал из нее Дымил-Ваныч: он сидел у себя в пристройке над кипой книг и чертежей.
- Что он там составляет? - гадали ребята, поглядывая на занавешенные окна.
- Смотрите, как дымит! Дым столбом валит из форточки.
- Ну, значит, он скоро скажет: ффе-но-ме-наль-но!
Наконец наступал великий день. Мастерская наполнялась дымом, скрежетали тормоза коляски, и глазам нескольких верных, стойко дожидавшихся подле тисков соратников являлось побледневшее, но умиротворенное лицо маэстро.
Весть об эпохальном событии обегала интернат. С голубятни, со стадиона, с конюшни - со всех сторон мчались механики, украдкой входили сконфуженные дезертиры, которые за время отсутствия заведующего изменили металлу и начали работать по дереву.
Дымил-Ваныч охватывал всех просветленным взглядом. Лицо его снова излучало вдохновение, сияло волей и верой.
Не вынимая трубки изо рта, он начинал посвящать:
- А знаете ли вы, пистолеты, что можно… М-да… Конечно… можно?..
- Что можно, Дымил-Ваныч?
- Можно это изменить. Мм-да… и заменить… м-м-да… Ффе-но-ме-наль-но!
При звуке этого слова механики придвигались ближе, окружали кресло плотным кольцом. Дымил-Ваныч, попыхивая трубкой, рассказывал о своем новом изобретении, которое некую область советской жизни изменит радикально и феноменально - раз и навсегда!
Ребята, ошеломленные картиной небывалых перемен, понемногу приходили в себя и переходили в атаку - расспрашивали о деталях. И тут начинались долгие технические дискуссии, продолжавшиеся обычно несколько дней. Наконец мастерскую запирали, старательно охраняя секрет изобретения, и только адский галдеж, доносившийся оттуда, возвещал советской стране новую эру.
Ни одно из этих изобретений не шло дальше мастерской, но, как ни удивительно, это не подрывало веры в гений Дымил-Ваныча и не охлаждало прежнего пыла. Всякий раз, видишь ли, в детдоме что-нибудь оставалось от этого изобретения. Оставались и воспоминания о пережитых эмоциях.
