Рома подошел и щелкнул стопку фотографий.
Спросил:
— Возьмешь их с собой?
Я сначала сказал: да. Потом помотал головой:
— Вдруг за ними вернутся? Все-таки чья-то память. Давай их лучше пощелкаем для своей памяти.
— До-о, — сказал Рома.
Не думаю, что мы в самом деле верили, что за фотографиями вернутся; но все же стыдно было красть чью-то оставленную память.
Рома сделал несколько снимков и ушел, я снова остался один. Перебрался через упавший платяной шкаф и оказался в соседней комнате; тут жил кто-то помоложе: новые евроокна, новая мебель, несколько лазерных дисков, много книг в отличном состоянии валялись прямо на полу, в основном фантастика: Стругацкие, Азимов, какие-то другие незнакомые мне научные фантасты — и внезапно ко всему этому Кафка, помню, меня удивило наличие здесь Кафки. Я полистал книгу, нашел несколько запомнившихся мне абзацев, перечитал, потом расположил книги на подоконнике как будто в творческом беспорядке и сфотографировал: отличные были книги, я чуть было не забрал себе несколько; с детства обожаю книги, запах бумаги, шелест страниц. Но все-таки я сдержался и брать не стал, вдруг человек вернется за своими книгами, ведь ему, наверно, однажды станет жалко, что книги пропадают и никто их больше не читает.
Я услышал шорох в комнате, откуда только что пришел. Позвал: Рома, ты? Никто не ответил. Я подумал, что это, наверное, кот, мы видели толстого рыжего котяру, гулявшего по лестнице в подъезде, похоже, он забрался в квартиру, раздраженный, что мы с Ромой посягнули на его владения. Выбираясь из комнаты, я позвал: кис-кис-кис, но кот не отозвался. Фотографии и альбомы все так же лежали на полу и подоконнике. Впрочем, возникло чувство, что кто-то их раскидал. Я нахмурился, соображая: на этих местах они лежали или нет? Вновь зашумели, на этот раз из кухни. Кто-то гремел посудой. Помню, подумал, что это, наверное, бомж вернулся после дневной прогулки; лучшим решением было оставить его в покое, но я двинулся в сторону кухни. Мне доводилось встречаться с бездомными людьми в заброшенных зданиях, они живут в покинутых многоквартирных домах, оставленных детских садах, везде, откуда ушел другой человек; обычно они достаточно безобидны и погружены в себя, как будто в надежде, что если не вспоминать о мире вокруг, то и он не напомнит о себе; могут попросить сигаретку или на хлебушек, почему-то у них всегда это так ласково выходит: дай на хлебушек, братик, можно дать, но можно и не давать, в целом ничего не изменится, бездомный человек нырнет обратно в свою огороженную реальность и там останется существовать, мечтая выпить водки или не очень особенно и мечтая.
