В глубине сознания она чувствовала, что здесь есть какой-то «общий знаменатель», и она пыталась его обнаружить. Несомненно, это не экономическое положение — некоторые из прихожан были хорошо одеты в строгом, консервативном стиле, остальные — люди с улицы в майках-безрукавках. Затем она поняла: единственным атрибутом, общим для них всех, была их молодость. Большая часть находившихся там выглядела тинэйджерами, и не было ни одного, кому можно было бы дать больше тридцати лет.
Могло показаться странным, но толпа соблюдала приличия, ничто не говорило о шумной непоседливости, присущей собирающимся вместе юным активистам; все как один сидели и сосредоточенно слушали музыку, звучащую из колоном над головами и глядя на мягкое свечение, исходившее от светильников. Светильники были расставлены в два ряда по обе стороны возвышения, на котором располагался помост, в дальнем конце зала.
Сам помост был занавешен с обеих сторон от узкого центрального прохода, в конце которого находилась большая кафедра. Пространство за этой кафедрой было погружено в тень.
Бедард подал знак Кей.
— Давай сядем вот здесь, — пробормотал он, показывая на свободный ряд стоявших сзади скамей. Кей кивнула, и они уселись рядом с центральным проходом.
Как только они это сделали, музыка изменилась. И снова Кей удивилась, что узнала мелодию: Холст уступил место Вогану Уильямсу — зазвучала финальная часть его Шестой Симфонии.
Возможно, преподобный Най был прав по поводу того, чтобы она пришла сюда слушать и учиться. В любом случае, она уже поняла, что он кое-что понимает в музыке и в ее воздействии. Жуткое звучание приглушенных струн пробуждало образы из иных миров, безжизненных планет, мертвых далеких солнц, движущихся, как пылинки в пустой бесконечности дальнего космоса, который и сам умирает. Вот так и кончается мир — не взрывом, но даже и не всхлипом, а шепотом. Шепотом, теряющемся во мраке.
Затем, в тишине, огни погасли.
Шорох и бормотание прокатились по толпе. Все они также почувствовали прикосновение вечной пустоты и на какое-то мгновение ощутили себя ее частью.
Но только на мгновенье.
Удар гонга расколол вечность, и мертвенно бледный свет засиял над помостом, в то время как фигура в красном одеянии выступила вперед из теней.
Мира и мудрости вам!
Это загремел голос преподобного Ная. Он воздел руки из-под алого плаща, и его слова отозвались эхом в публике:
Мир и мудрость!
Звездная Мудрость!
Звездная Мудрость, — повторило эхо.
