Тут Кей опомнилась и поняла, что Хейзингер все еще продолжает с ней говорить.
…как только инвентаризация закончится, я должен буду обратиться к адвокату, чтобы тот подписал необходимые бумаги и сделал заверенную копию завещания. Мы с вами будем на связи.
Спасибо вам за все, что вы делаете.
Не беспокойтесь, — Хейзингер поднялся и проводил Кей до входной офисной двери. — Мы здесь для того, чтобы быть вам полезными.
Его тонкие губы изобразили подобие улыбки; Кей обнаружила, что переводит эту улыбку в сумму гонорара, кивнула и вышла в коридор.
Пять процентов улыбки за пять процентов имения. Вполне честно, подумала она. У нее пока что остается девяносто пять процентов от всего, включая ответственность за то, чтобы выяснить — что же на самом деле могло случиться.
Но ведь она не несет никакой ответственности, напомнила Кей самой себе. Развод положил конец всему этому; у нее есть бумаги, официальные документы, которые все подтверждают. Если, конечно, официальные документы что-нибудь в состоянии подтвердить. Черт возьми, почему она чувствует себя такой виноватой?
Лучше всего было бы взять да и попросту уйти в сторону от всего этого дела. Пускай исполнитель, адвокат и люди из налоговой службы проводят инвентаризацию и урегулирование, затем возьмут ее девяносто пять процентов и радуются. Она не любила Альберта, как и он не любил ее. Но даже если бы их отношения были самыми бурными после Ромео и Джульетты, Антония и Клеопатры или Сонни и Шер, это сейчас не играет никакой роли. Альберт мертв, она не может вернуть его назад, и если было что-то подозрительное в том, как он умер…
Что-то подозрительное. О Боже, а ведь было!
Выбежав из здания, погрузившись в теплый солнечный свет, она почувствовала озноб, как будто ее объял пронзительный холод.
Кей задрожала и — вспомнила.
Вспомнила маленькую девочку пяти лет от роду, стоящую на берегу реки Колорадо перед поляной для пикника и глядящую, как полицейские тащат какую-то вещь по песку. Крюки оставили свои отметины, но это было не то, что запечатлелось в ее памяти, зарубцевавшись в ней на долгие годы, это были не те следы, что преследовали ее в ночных кошмарах. Разбухшее, мягкое, гладкое и мокрое нечто плюхнулось на берег. Долгое пребывание этого существа под водой лишило его какого-либо сходства с человеческим обликом; раздутая плоть была грязно-серого цвета; руки и ноги превратились в шлепающие плавники, на которых не было пальцев, а только какие-то шаровидные отростки, а вместо лица была отожравшаяся рыбья морда.
