Да, пожалуй, они действительно кое-что друг о друге не знают.
– То есть ты предпочитаешь, чтобы я ходил босиком и в халате? – Он стянул носки и бросил их на пол. – Так лучше?
– Лучше и быть не может!
– Какая драма. – Джеймс зевнул.
– Я собираюсь принять ванну, – объявила Лейла.
Это единственное место, где можно спрятаться от него.
Она пустила воду и присела на край ванны. Надо было обдумать ситуацию. Джеймса беспокоит, что она может исчезнуть, что ее родители могут приехать за ней и силой увезти в Шурхаади. Он представить себе не может, насколько она нежеланна. И как стыдно ей признаться в этом.
Нужно доказать, что ему не обязательно жениться на ней, решила Лейла. Она сама позаботится и о себе, и о ребенке.
Странно, что Джеймс вообще захотел в этом участвовать. Ей казалось, что он будет только рад переложить все на ее плечи.
Он не переставал удивлять Лейлу.
Когда она вышла из ванной, завернувшись в мягкий длинный халат, Джеймс уже разделся. Его костюм висел на стуле, но вместо того, чтобы лечь на кровать, он взял плед и устроился на диване.
– Спасибо, – сухо поблагодарила Лейла, однако ответа не последовало.
Вздохнув с облегчением, она скользнула в постель и приказала себе не спать.
Джеймс не смыкал глаз с того момента, как узнал, что может стать отцом. Сегодняшний день выдался просто сумасшедшим – он в режиме цейтнота пытался организовать эффектное предложение руки и сердца. Как только Лейла ушла в ванную, он разделся и, поставив будильник на шесть часов, мгновенно уснул.
Джеймс не слышал, как Лейла вышла из ванной. Он не слышал, как она холодно поблагодарила его за то, что он позволил ей спать одной. Зато ее сдавленный плач разбудил его.
Джеймс открыл глаза. Это были самые жалобные звуки, которые ему доводилось когда-либо слышать. Плач был негромким, но его наполняла такая горечь, что у Джеймса сжалось сердце.
Он засунул голову под подушку. Уж лучше бы она скрипела зубами!
– Лейла… – Не выдержав, Джеймс подошел к кровати.
Но она не просыпалась, продолжая плакать. Тогда он лег рядом и начал гладить ее по плечу. Наконец она повернулась, он обнял ее, и плач прекратился.
Джеймс лежал без сна, в городе, который никогда не спит, и думал, как утром объяснить Лейле, почему он здесь оказался.
Ее никто никогда не пытался успокоить. Ни разу.
Никто не прерывал ее рыдания. Никто не обнимал ее, когда она плакала.
За исключением Жасмин, за чьи редкие объятия приходилось так или иначе расплачиваться, ее вообще никогда не обнимали.
