– Дарси… ты… только ты, – с закрытыми глазами стонал он.
Он произнес это, словно молитву. И Дарси его поняла, потому что ее девственность ставила ее на особый пьедестал, отличный от прежних его любовниц. Ренцо сам ей это сказал. Он сказал ей, что она по-настоящему непорочна, и еще был поражен тем, что встретил женщину, у которой в двадцать четыре года не было любовника. И еще тем, что, когда он спросил, хотела ли она когда-нибудь иметь детей, она решительно сказала «нет». И поверил ей. Поверил настолько, что как-то в редкую минуту откровенности признался, что тоже не хочет детей. Вскоре, как бы между прочим, он предложил ей принимать противозачаточные таблетки, и Дарси охотно согласилась. Она хорошо помнила свои восхитительные ощущения, когда они отказались от презервативов, этой чертовой резины, по определению Ренцо. Дарси стала чувствовать все большую с ним близость. А это опасно. Она убеждала себя, что ее чувства – исключительно физические, секс есть секс.
Но сейчас, в полумраке спальни своего тосканского дома, Ренцо заполнил собой ее лоно, губы пульсировали от его поцелуев, и она не в силах сдерживать восторженные стоны. Он вдруг замер. Неужели ее тихое постанывание остановило его? Но он всего лишь ловко перевернул ее, и она оказалась на нем. Черные глаза прожигали насквозь.
– Теперь твоя очередь, cara.
Она кивнула и сжала ему бедра ногами. Она видела Ренцо под собой и это давало ей ощущение власти. Глаза у него полуприкрыты, губы раздвинуты, а она раскачивалась вперед-назад, слыша его стон. Тогда она наклонилась и поцеловала его в рот, чтобы никто их не услышал, хотя в этом древнем доме такие толстые стены, что никакие эротические звуки сквозь них не проникают… и не проникали за все те века, что стоит этот дом. Ренцо запустил пальцы ей в волосы, стал тянуть своенравные кудри, и змейки наслаждения начали обвивать ее изнутри и снаружи. Разрядка у нее наступила быстрее, чем у него. Она ловила ртом воздух, а он крепко сжимал ей бедра, что-то быстро произнес по-итальянски, и его тело дернулось под ней. Она наклонила голову, жарко и тяжело дыша ему в шею, приподнялась и скатилась на матрас.
Дарси смотрела вверх на потемневшие от времени балки и резной стеклянный плафон абажура, наверное, такой же древний, как и дом. Кто-то поставил вазочку пахучих роз у окна – такие же розочки увивали стены дома.
Наконец она произнесла:
– Это был радушный прием.
Ренцо нарочно размеренно дышал и не открывал глаз – говорить не хотелось. Не сейчас. В голове роилось столько мыслей… Он пытался разобраться в сложных чувствах, которые одолевали его по дороге сюда.
