— Пойми простую истину, сын мой, мы не можем винить или прощать Бога, это не наша прерогатива. Только Бог может карать и миловать. Запомни это и больше не забывай. Каких успехов вы добились на этом поприще?
— Мы поняли, когда и откуда приходит болезнь. Как излечить болезнь — мы ещё толком не знаем, но вот как предупреждать моровые болезни — мы поняли.
— И как же, позвольте знать, их предупредить? — с усмешкой спросил Леже.
— Нужно через кровь заразить человека слабой формой болезни, а он, переболев ею, получит защиту. Будто Ангел будет охранять его от смерти. Но самое ужасное то, что мы не успели выяснить какая должна быть доза препарата и где брать эту слабую форму недуга.
— Вот это хорошо, — с вздохом облегчения произнёс Леже.
— Но почему? — Возмутился я. Он мне не ответил и, повернувшись к писарю, произнёс:
— Брат мой, подайте заключённому допросный лист на подпись. Он человек грамотный и сумеет написать там свою фамилию.
Сложив листы пергамента так, чтобы я мог видеть текст на верхней его части и место для подписи на нижней, монах подал мне перо. Я расписался.
— Всё в порядке, ничего не упущено? — Спросил Леже.
— Всё в полном порядке, мэтр, — поклонился писарь.
— Покиньте нас все!
Все присутствующие, включая стражу, вышли и закрыли за собой дверь. Леже молча смотрел на меня тем взглядом, каким смотрят на нашкодившего мальчишку.
— Что всё это значит, мэтр Леже, объясните мне! Что происходит?
— Не твоё это, сын мой, не твоё, мне очень жаль, но слишком рано. Всему своё время. Нельзя так…
— Что значит не сейчас, мэтр? Что Вы хотите этим сказать? Я не понимаю? — Кричал я в спину уходящего Леже.
Он задержался в дверях и, не оборачиваясь, сказал:
— Мне жаль тебя, мой мальчик, но всему своё время.
Дверь закрылась, и я снова остался в полной темноте…
Как мне показалось, я просидел в тёмной, сырой камере целую вечность, когда меня вытащили во двор. Солнечный свет надолго ослепил. Когда я проморгался, увидел стоящий в центре двора стол, за которым вальяжно расселся незнакомый, дородный монах, с пронзительным взглядом светло-зеленых глаз. Щурясь, он долго смотрел в мою сторону, затем достал стеклянную чечевицу в серебряной оправе, приложил к правому глазу и ещё раз внимательно осмотрел меня.
— Мишель Ломбер! — Звучным голосом произнёс он, — Ты обвиняешься в связи с дьяволом, колдовстве, в организации тайного общества, направленного на захват власти, умерщвлении младенцев, богохульствах и богомерзких деяниях.
