Я набрал номер Рейчел.
— Ну и как все прошло? — спросила жена.
— Нормально.
Она сделала паузу:
— А если честно?
И тут словно разверзлись хляби небесные — меня прорвало:
— Джейк ни с кем не играл! Эти ребятишки тусуются вместе уже, наверное, лет сто.
— Ну так уж и сто, — возразила жена.
— Господи, Рейчел, — я потер глаза, — ты же прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
— Дети его обижали?
— Нет, дело не в этом. Ты же знаешь Джейка. Просто он сидел в сторонке, мечтая о доме, как будто эта компания подавляла его.
— А как тебе мамочки? — Вопрос прозвучал неуверенно, как если бы она боялась услышать ответ.
— Ну, они тоже мне не обрадовались. Небось, хотели поговорить о нижнем белье, прокладках или о чем-нибудь в этом роде. А я им мешал, поскольку… Я ведь мужик, в конце-то концов!
Все остальное я приберег несказанным. Но обида маячила передо мной, огромная, словно бегемот на кухне. Это Рейчел должна была сидеть с детьми, а вовсе не я. Слава богу, жена не уловила моего настроения, а то бы разговор закончился совершенно по-другому.
— А где сейчас Джейк? — спросила она.
— У себя, где же еще. Я уверен, что он играет с этой штукой — монтажной платой, которую ему подарил твой отец.
— А как Лэйни?
— О, вот уж кому там понравилось!
— Ну, хоть одна приятная новость! Что же ты молчишь?
— По-моему, это было вполне ожидаемо. Разве нет?
— Послушай, Саймон, ты не должен обижаться на этих женщин. Я понимаю, как тебе тяжело, и очень сочувствую. Но, как бы это выразиться… ты своим новаторством посягаешь на самую суть культурной традиции.
— Очень мило, — перебил ее я, не без сарказма. Рейчел произнесла это таким тоном, что я почувствовал себя Нилом Армстронгом или, на худой конец, капитаном Кирком из «Звездного пути».
— Я более, чем уверена: мамочки ничего против тебя не имеют. И нисколько не возражают, чтобы ты приводил детей на совместные игры. Они совершенно не виноваты, что ты испытывал там дискомфорт.
— Ну, разумеется, это я во всем виноват. Кто же еще? — Я обиженно замолчал.
— Не в этом дело. Они просто чувствовали себя неловко. Так же, как и ты. Никто не желает тебе зла, не испытывает презрения и не осуждает тебя. Просто это непривычно.
— И все потому, что у меня пенис?
— Саймон! — Рейчел изобразила возмущение, но я почувствовал, что она улыбается.
— Прости, — сказал я. — Вот что, пойду-ка я в гараж, постолярничаю. Или поменяю масло в машине.
— Ты ведь даже не знаешь, как это делается.
— А ты что, хотела бы, чтобы я вышивал бисером?
