— А, вот и блудная дочь, — ледяным тоном проговорила матушка, когда я всё-таки преодолела каменные ступени.
Я ответила ей взглядом, в котором не было ни капли раскаяния.
— Знакомьтесь, мистер Форбиден, — вздохнул отец. — Наша старшая дочь, мисс Ребекка Лочестер.
— Мисс Лочестер, — повторил стоявший между моими родителями незнакомец, прежде чем оглядеть меня с головы до ног.
Я знала, что он видит. Растрёпанную каштановую гриву, тонкие руки без перчаток, большеротое личико с пылающими скулами и платье в веточках вереска. Посмешище, пародию на благородную леди.
Но это зрелище отчего-то заставило его улыбнуться.
— Гэбриэл Форбиден, — наконец представился мужчина. — Безмерно рад знакомству.
Я молчала, на миг забыв о необходимости ответа.
Его одежды казались отрезом ночного мрака, опередившего время и просочившегося в закат. Новый владелец Хепберн-парка казался моложе моего отца, на вид я дала бы ему от тридцати пяти до сорока. Умирающее солнце окрашивало багрянцем его светлые, почти белые волосы, прихваченные чёрной лентой в низкий хвост. Черты гладко выбритого лица мужественно-изящны, тонкие губы улыбаются какой-то порочной улыбкой, в руке, облитой чёрной перчаткой, — конский хлыст… Но об ответе меня в первую очередь заставили забыть глаза «корсара». Правый, серебристо-голубой, с узкой чёрной точкой в центре, и левый — карий с зеленоватым отливом, с широким кругом по-кошачьи расширенного зрачка.
Глаза притягивали взор. И не только своей природной поразительностью, но и взглядом: он был уверенным — без гордыни, изучающим — без пытливости, ироничным — без пренебрежения, умным — без кричащего желания выказать собственные знания. Обладатель такого взгляда явно знал себе цену, но предпочитал не проявлять свои таланты без особой на то надобности, крайне редко отпирая замки собственной души.
А ещё он был… опасным.
И несколько хищным.
— Очень рада, — всё-таки промолвила я, присев в реверансе.
— Должен сказать, ваши родители были столь обеспокоены вашим отсутствием, что даже не решились сесть за стол… хотя ваша сестра неоднократно и недвусмысленно намекала на то, что она голодна.
Голос его был спокойным, звучным и певучим. Он сказал не более того, что сказал, однако я откуда-то поняла: он, познакомившийся с обитателями Грейфилда всего пару часов назад, знает всё про матушкины приоритеты.
— Сожалею, что доставила вам столько неудобств, — обращаясь к нему одному, ответила я.
— Извинения — слишком зыбкая материя, чтобы принимать их в качестве платы за неудобства.
