Успокоив себя таким образом, я утопила неясную тревогу в глубинах души и наконец погрузилась в чтение. Впрочем, почитать мне так и не дали: я ещё не закончила первую главу, когда на страницы легла чья-то тень.
— Как твоё самочувствие, Ребекка?
— Более или менее. — Я подняла взгляд, силясь скрыть досаду. — Как ты, Том?
— Прекрасно. Ещё более — с тех пор, как тебя увидел.
— Том, от твоего высокопарного слога у меня скоро начнётся чесотка.
— Это лишь жалкая попытка выразить мои чувства.
— Мне были куда больше по вкусу чувства мальчишки, с которым мы бегали наперегонки и прыгали в речку с ив.
Том не ответил, как всегда, стоило мне заговорить о былом.
— Что читаешь? — спросил он вместо этого.
Я молча повернула книгу обложкой вверх.
— Каррер Белл? Никогда не слышал о таком авторе.
— Это его первая книга. Надеюсь, будут и последующие.
— Книга так хороша?
— Если ты какое-то время не будешь меня отвлекать, я смогу об этом посудить.
Когда его глаза потемнели, я пожалела о своей резкости.
— Том. — Я поднялась со скамьи, стараясь смягчить свой голос. — Я хотела сказать…
В следующий миг у меня перехватило дыхание по той причине, что руки его обвили мою талию, и эти стальные объятия выбили весь воздух из моей груди.
— Ребекка, ты действительно так жестока? — глаза Тома оказались так близко, что я могла пересчитать ресницы. — Почему ты пренебрегаешь моими чувствами?
— Том…
— Ты не видишь, как я схожу с ума? Ловлю каждый твой взгляд, слово, улыбку? Как живу и дышу ради тебя? Да, я знаю, что для тебя я остаюсь мальчишкой, с которым можно на пару читать страшные сказки, но я надеялся, что ты повзрослеешь… поймёшь…
Я не узнавала его. Это был не тот милый мальчик, с которым мы вместе играли в детстве, — но кто-то, кого я не знала: чужой, страстный, серьёзный, взрослый — только не Том. Его хватка чуть не ломала кости, но пальцы его дрожали. Чужие руки обжигали даже сквозь шёлк платья, горячее дыхание лихорадило мои щёки, и эти глаза… я вдруг поняла, что заставило их потемнеть.
Расширившийся зрачок, сделавший их чёрными.
— Том, я…
А потом я лишилась возможности сказать хоть слово, потому что его губы — жадные, жёсткие, яростные — прижались к моим губам.
Поцелуй был почти укусом. Яд странного оцепенения пробежался от губ по телу, заставляя забыть о необходимости дышать, моргать, сопротивляться.
Затем я обеими руками толкнула юношу, бывшего моим другом, в грудь, вывернулась из огненных тисков и, отступив на шаг, наотмашь хлестнула его по щеке.
