— Может, отнесем его к Исагеру?
— К Исагеру? Ты спятил? Он убьет нас.
— Что же делать?
Ханс Йорген отпустил ладонь Альберта и развел руками. Затем принялся расхаживать по берегу.
— Помогите мне найти большой камень, — попросил он.
Никто не шевельнулся. Андерс все плакал. Каро совсем затих, как будто слова Ханса Йоргена заставили его задуматься.
— Послушайте, — сказал Альберт. — Каро больше не скулит. Может, ему лучше.
— Каро не станет лучше, — мрачно произнес Ханс Йорген, и мы поняли, что другого пути нет.
— Можете уйти, если хотите, — сказал Ханс Йорген.
Он нашел камень и держал его обеими руками.
Нам хотелось уйти, но мы не могли. Мы не могли оставить Ханса Йоргена. Как будто, поступив так, каждый из нас остался бы один на один с Исагером.
Ханс Йорген встал на колени перед Каро. Пес смотрел на него с надеждой, как будто ждал, что с ним будут играть.
— Переверните его на бок, — велел Ханс Йорген.
Нильс Петер подхватил пса под лысое розовое брюхо и перевернул на бок. Каро закричал. Он не скулил. Он не пищал. Он кричал. Мы просто голову потеряли и тоже закричали, потому что нам было обидно за то, что он так глуп и ничего в этой жизни не понимает.
Карабкаясь по склону, каждый из нас держал в руке камень. Зачем? Мы не знали. Шли домой. Молча, зажав в руках камни.
Навстречу нам, задыхаясь, спешил Лоренс. Он сдался еще на первом холме.
— Что случилось? — спросил он своим обычным льстивым тоном. И тут заметил мрачное выражение наших лиц. — Где Каро?
— Заткнись, жирная свинья.
Нильс Петер подошел к Лоренсу и ударил его в живот. Толстяк сел посреди дороги с умоляющим выражением на лице. Это его выражение мы все ненавидели. Что бы с Лоренсом ни вытворяли, он со всем мирился.
Позже нам попались двое хуторских из Митмаркена — местности, что к западу от города. От них несло навозом, и мы сразу же на них накинулись. Забросали их камнями, и они с воем помчались к своим коровникам. Нам было безразлично, что они расскажут дома.
Настроение не улучшилось. Было такое чувство, что Исагер снова победил.
Наша ненависть к нему продолжала расти.
На следующий день мы пришли в школу, уверенные, что Исагер пропустит нас через обычную процедуру с плеткой. Очки учителя были плотно прижаты к переносице. Он вышагивал по классу пружинящей бодрой походкой, которой мы научились бояться. А плетка, похоже, жила своей собственной жизнью. Мы чувствовали, как она крутится-вертится в его руке, готовая вцепиться в первую попавшуюся жертву, и заранее пригнулись.
